Билл Клинтон - Моя жизнь

Я с нетерпением ждал, когда Гингрич объяснит, каким образом моральное банкротство демократов развратило администрации Никсона и Рейгана и стало причиной уотергейтского скандала и дела «Иран-контрас». Я был уверен, что эта задача ему по плечу. Если уж Ньют брался за что-то всерьез, его было трудно остановить.

С началом декабря в политическую жизнь постепенно стало возвращаться разумное начало: Палата представителей и Сенат значительным большинством голосов представителей обеих партий одобрили Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ). Благодаря этому соглашению таможенные тарифы по всему миру снизились на огромную сумму в 740 миллиардов долларов; открылись ранее закрытые для американских товаров рынки; бедные страны получили возможность продавать свои товары потребителям за границей; были созданы условия для создания Всемирной торговой организации (ВТО), что позволило ввести универсальные правила торговли и разрешать возникающие торговые споры. Ральф Нейдер и Росс Перо вели энергичную кампанию против этого договора, утверждая, что он вызовет ужасные последствия, начиная от потери Америкой суверенитета и заканчивая массовым использованием дешевого детского труда. Их шумные выступления не дали результатов: рабочее движение возражало против ГАТТ меньше, чем против НАФТА, а Мики Кантор провел в Конгрессе отличную подготовительную работу по одобрению этого договора.

На фоне масштабных законов, включая закон о ГАТТ, остался незамеченным «Закон о защите пенсионеров» 1994 года. Впервые я задумался о проблеме недофинансирования пенсионных фондов, когда об этом сказал один из избирателей во время предвыборных дебатов в Ричмонде. Этот закон, требующий от корпораций, недофинансировавших пенсионные планы, увеличить отчисления в пенсионные фонды, стабилизировал национальную пенсионную систему и улучшил положение сорока миллионов американских пенсионеров. Закон «О защите пенсионеров» и ГАТТ стали последними в длинном перечне законодательных достижений первых двух лет моего президентства, но, учитывая результаты выборов в Конгресс, эти победы оставили смешанные чувства.

В начале декабря Ллойд Бентсен ушел с поста министра финансов, и его преемником я назначил Боба Рубина. Бентсен отлично работал, и я не хотел, чтобы он уходил, но он и его жена решили посвятить себя личной жизни. Выбор преемника был легким: Боб Рубин превратил Национальный совет по экономике в самый важный аппарат принятия решений в Белом доме, он пользовался авторитетом на Уолл-стрит и многое сделал для того, чтобы экономика работала на благо всех американцев. На место Боба в Национальном совете по экономике я вскоре назначил Лору Тайсон.

После официального ужина в честь президента Украины Леонида Кучмы я всего на восемь часов полетел в столицу Венгрии Будапешт, чтобы принять участие в заседаниях Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и подписать ряд соглашений по ограничению ядерных вооружений с президентом Ельциным, премьер-министром Мейджором, а также президентами Украины, Казахстана и Беларуси. Эта встреча должна была вызвать благоприятные отклики в прессе, так как мы приняли решение сократить наши ядерные арсеналы на несколько тысяч боеголовок и предотвратить распространение ядерного оружия. Однако главным событием встречи в Будапеште неожиданно стала речь Ельцина, в которой он критиковал меня за замену холодной войны «холодным миром»: он имел в виду расширение НАТО и предстоящий прием в него стран Центральной Европы. В действительности я сделал прямо противоположное, создав программу «Партнерство ради мира» в качестве промежуточного шага перед расширением НАТО, настояв на тщательном отборе кандидатов на принятие в эту организацию и неустанно работая над укреплением партнерских отношений НАТО и России.

Поскольку я не был заранее предупрежден о выступлении Ельцина, а он произнес свою речь после моей, я не знал, что побудило его к такому резкому заявлению, и у меня не было возможности ему ответить. Я был рассержен и уязвлен. Очевидно, советникам Ельцина удалось убедить его в том, что НАТО намеревается принять в свои ряды Польшу, Венгрию и Чехию в 1996 году — как раз тогда, когда Ельцину предстояло бороться за свое переизбрание на второй срок с ультранационалистами, для которых была ненавистна сама идея расширения НАТО, а мне — конкурировать с республиканцами, которые эту идею поддерживали.

Встреча в Будапеште оказалась неудачной: это был один из тех редких случаев, когда обе стороны допустили ошибки, но я знал, что все можно уладить. Через несколько дней Ал Гор встретился с Ельциным, прибыв в Москву на четвертую встречу Комиссии Гора — Черномырдина по экономическому, научному и технологическому сотрудничеству. Борис сказал ему, что мы с ним остались партнерами, а Ал уверил Ельцина, что наша политика в отношении расширения НАТО не изменилась и что я, зная о его внутриполитических проблемах, не собираюсь торпедировать этот процесс. Однако и он должен был понять, что я не могу закрыть двери этой организации для приема новых членов на неопределенно долгий срок.

Девятого декабря в Майами я открывал Саммит двух Америк — первую встречу лидеров стран западного полушария после 1967 года. На эту встречу собралось тридцать три демократически избранных руководителя американских государств, в том числе Канады, стран Центральной и Южной Америки и Карибского бассейна, включая сорокаоднолетнего президента Гаити Аристида и его соседа, президента Доминиканской Республики Хоакина Балагера, которому уже шел восемьдесят восьмой год. Балагер ослеп и был очень больным человеком, но по-прежнему сохранял острый ум.

Я начал саммит, предложив создать в обеих Америках зону свободной торговли, которая простиралась бы от Полярного круга до Тьерра-дель-Фуэго, чтобы укрепить демократию, повысить эффективность управления в регионе и продемонстрировать решимость Америки быть добрым соседом для других континентов. Эта встреча прошла очень успешно. Мы решили установить зону свободной торговли в обеих Америках к 2005 году и расстались, уверенные в том, что все вместе вступаем в будущее — в такое будущее, в котором, по словам великого чилийского поэта Пабло Неруды, не будет места «одинокой борьбе и одинокой надежде».

Пятнадцатого декабря в своем телевизионном обращении я рассказал о моем предложении предусмотреть в бюджете сокращение налогов для представителей американского среднего класса. Это вызвало возражения некоторых сотрудников моей администрации и критику ряда журналистов, представивших мой шаг как попытку копировать республиканцев или запоздалое намерение вернуться к обещаниям, данным во время кампании 1993 года, за невыполнение которых нас наказали избиратели. Как по стратегическим, так и по политическим причинам я хотел вернуться к борьбе с республиканцами по поводу снижения налогов до того, как Конгресс приступит к работе в новом составе. Республиканский «Контракт с Америкой» включал ряд предложений по снижению налогов, отвечавших интересам в основном богатых американцев, которые, по моему мнению, мы не могли позволить себе принять. С другой стороны, Соединенные Штаты все еще не преодолели последствий двадцатилетнего периода сдерживания доходов среднего класса, ставшего основной причиной того, что избиратели до сих пор не ощутили позитивных изменений в экономике. Мы добились прорыва в решении этой проблемы, в два раза увеличив налоговые льготы для наемных работников, получающих фиксированную зарплату. Теперь продуманное снижение налогов могло повысить доходы среднего класса и при этом не поставить под угрозу программу снижения бюджетного дефицита или нашу способность инвестировать в будущее, а также дать мне возможность выполнить обязательства, взятые на себя в ходе кампании 1992 года.