Билл Клинтон - Моя жизнь

Как и многие другие месяцы, январь принес как хорошие, так и плохие новости: безработица снизилась до 5,4 процента, было создано 5,6 миллиона новых рабочих мест; Кеннет Старр продемонстрировал свою «независимость», заявив, что намерен в очередной раз расследовать обстоятельства смерти Винса Фостера; правительство Ицхака Рабина оказалось под угрозой, когда девятнадцать израильтян погибло от двух бомб террористов, — это ослабило поддержку его усилий по развитию мирного процесса. Я подписал первый принятый новым составом Конгресса закон, который твердо поддерживал: этот закон обязывал законодателей выполнять все те требования, которые они утвердили для граждан страны.

Двадцать четвертого января я выступил с посланием «О положении в стране» перед первым за последние сорок лет республиканским Конгрессом. Ситуация была щекотливая: мне нужно было стремиться к примирению, но при этом не выглядеть слабым, создать впечатление силы и уверенности, но без враждебности. Я начал с того, что попросил Конгресс отказаться от «партийных разногласий, мелочности и тщеславия» и предложил вместе работать над реформой социального обеспечения, целью которой станет не наказание бедных, а предоставление им новых возможностей. Потом я привел, наверное, самый наглядный пример огромного потенциала, имеющегося у американцев, получающих социальные пособия,— историю Линн Вулси, женщины, которая когда-то получала пособие, а потом, пройдя долгий путь, стала членом Палаты представителей от Калифорнии.

После этого я бросил республиканцам вызов сразу на нескольких «фронтах». Я сказал им, что, если они хотят проголосовать за конституционную поправку о сбалансированном бюджете, им нужно ответить на вопрос, как они собираются сбалансировать бюджет и будут ли при этом урезаны программы социального обеспечения. Я попросил их отказаться от своего намерения ликвидировать волонтерскую организацию «Америкорпс», участники которой работали в сферах образования, общественной безопасности, здравоохранения и экологии. Я также заявил, что, если они хотят ужесточить законы, направленные на борьбу с преступностью, я готов с ними сотрудничать, но буду выступать против отмены доказавших свою эффективность программ профилактики преступности, против отказа от плана вывести на улицы дополнительно 100 тысяч полицейских и запрета на штурмовое оружие. Я сказал, что не собираюсь ущемлять законное право американцев владеть огнестрельным оружием и использовать его, однако добавил, что «многие люди пожертвовали своими местами в Конгрессе, чтобы положить конец гибели детей и полицейских из-за доступности штурмового оружия, и я не позволю отменить этот запрет».

В конце послания я сделал шаг навстречу республиканцам. Я сказал, что готов сотрудничать с ними по моему предложению о сокращении налогов для среднего класса, и признал, что, работая над реформой здравоохранения, «мы попытались откусить больше, чем могли проглотить». Я предложил им вместе добиваться решения этой проблемы и для начала сделать так, чтобы люди не теряли свои медицинские страховки в случае смены места работы или болезни кого-то из членов семьи. Я также попросил их поддержать мой внешнеполитический курс, который соответствовал интересам обеих партий.

Выступление с посланием «О положении в стране» — это не только возможность для президента каждый год в течение часа говорить непосредственно с американским народом, это также один из самых важных ритуалов американской политики. Пресса отмечает все — сколько раз выступление президента прерывалось аплодисментами, особенно продолжительными овациями; чему аплодировали демократы, а чему — республиканцы; по каким вопросам их позиции совпали; какова была реакция влиятельных членов Сената и Палаты представителей; что означало присутствие в ложе первой леди тех или иных людей, — а американцы следят за всем этим по телевидению. Моя речь была рассчитана на пятьдесят минут, а десять минут отводилось на аплодисменты. А поскольку в ней было достаточно примирительных заявлений, но при этом я придерживался принципиальных позиций по важнейшим вопросам, мое выступление прерывалась аплодисментами более девяноста раз и продолжалось восемьдесят одну минуту.

Ко времени моего выступления в Конгрессе уже две недели длился один из самых серьезных кризисов, произошедших во время моего первого президентского срока. Вечером 10 января, после того как Боб Рубин, вступивший в должность министра финансов, принес присягу в Овальном кабинете, он и Ларри Саммерс остались, чтобы вместе со мной и несколькими моими советниками обсудить финансовый кризис в Мексике. Курс песо резко снижался, лишая Мексику возможности занимать деньги и осуществлять выплаты по уже существующим долгам. Проблема усугублялась тем, что, когда ситуация в Мексике начала ухудшаться, правительство страны, чтобы привлечь финансовые средства, выпустило краткосрочные долговые обязательства под названием тесобоны , которые должны были погашаться в долларах. Поскольку песо продолжал падать, требовалось все больше и больше тесобонову чтобы обслуживать краткосрочный долг Мексики, деноминированный в долларах. Теперь, когда финансовые резервы страны составляли всего 6 миллиардов долларов, Мексика в 1995 году должна была выплатить в счет своих долговых обязательств 30 миллиардов долларов, причем 10 миллиардов — в первые три месяца года.

Если бы в Мексике произошел дефолт и она прекратила бы платежи по своим долговым обязательствам, произошла бы экономическая «ядерная цепная реакция» — (Боб Рубин был против использования этого термина), которая могла бы ускорить инфляцию, вызвать массовую безработицу и, что весьма вероятно, длительную рецессию, поскольку международные финансовые институты, правительства других стран и частные инвесторы не захотели бы рисковать своими инвестициями.

Рубин и Саммерс считали, что экономический крах Мексики мог иметь тяжелые последствия для Соединенных Штатов. Во-первых, Мексика была нашим третьим по величине торговым партнером. Если бы она не смогла покупать нашу продукцию, это нанесло бы ущерб американским компаниям и их работникам. Во-вторых, экономический кризис мог привести к 30-процентному увеличению нелегальной иммиграции из этой страны в США, — а это полмиллиона людей ежегодно. В-третьих, финансово ослабленная Мексика почти наверняка стала бы объектом усиления активности нелегальных наркокартелей, которые и так уже переправляли большие партии наркотиков через эту страну в Соединенные Штаты. Наконец, дефолт в Мексике мог оказать негативное влияние на другие страны, поскольку инвесторы утратили бы доверие к развивающимся рынкам других стран Латинской Америки, Центральной Европы, России, Южной Африки и т.д., которым мы помогали модернизировать экономику и добиться процветания. Поскольку около 40 процентов американского экспорта направлялось в развивающиеся страны, это могло нанести большой ущерб нашей экономике.