Билл Клинтон - Моя жизнь

В Сеуле я поддержал усилия президента Ким Дэ Чжуна по преодолению экономического кризиса, а также его стремление наладить отношения с Северной Кореей, поскольку так же, как и он, был твердо намерен не допустить распространения ракетного, ядерного или каких-то других видов оружия массового поражения. Мы оба были обеспокоены недавними испытательными запусками в Северной Корее ракет большой дальности. Я поручил Биллу Перри возглавить небольшую группу аналитиков, которая должна была проанализировать нашу политику в этом регионе и наметить план будущих действий, которые увеличили бы шансы на то, что Северная Корея откажется от продолжения своей программы вооружений, в том числе ракетных, и достигнет примирения с Южной Кореей, и одновременно свели бы до минимума риск в том случае, если она откажется это сделать.

В конце месяца мы с Мадлен Олбрайт провели в Государственном департаменте конференцию, посвященную проблемам экономического развития Палестины, в которой участвовали также Ясир Арафат, глава Всемирного банка Джим Вулфенсон, представители Европейского союза, ближневосточных и азиатских стран. Израильский кабинет министров и кнессет поддержали договоренности, достигнутые в Уай-Ривер, и настало время инвестиций в Газу и Западный берег реки Иордан, которые дали бы палестинцам возможность почувствовать преимущества мирной жизни.

Тем временем Генри Хайд и его коллеги продолжали придерживаться своей тактики, прислав мне восемьдесят один вопрос, на которые требовали ответить «да» или «нет», и опубликовав расшифровку двадцати двух часов телефонных разговоров Трипп с Левински. То, что Трипп продолжала записывать эти разговоры без разрешения Левински, после того как юристы предупредили ее, что такие действия являются противозаконными и не должны повторяться, в штате Мэриленд считалось уголовным преступлением. Против Трипп было выдвинуто обвинение, но судья, который вел процесс, не разрешил прокурору вызвать в качестве свидетеля Левински, чтобы доказать, что записанные беседы действительно имели место. Он мотивировал это тем, что защита от судебного преследования, предоставленная Трипп Старром в обмен на ее показания о незаконном вторжении в частную жизнь Левински, запрещала Левински давать показания против Трипп. Старр в очередной раз позволил избежать заслуженного наказания сотрудничавшему с ним нарушителю закона, продолжая преследовать ни в чем не повинных людей, отказавшихся лгать ему в угоду.

В то же самое время Старр в третий раз выдвинул обвинение против Уэбба Хаббела, утверждая, что тот ввел в заблуждение федеральные власти относительно услуг, которые он и юридическая фирма Rose оказывали еще одной разорившейся финансовой компании. Это стало последней отчаянной попыткой Старра сломить Хаббела и заставить его дать показания против меня или Хиллари.

Девятнадцатого ноября Кеннет Старр предстал перед Комитетом по юридическим вопросам Палаты представителей. И в докладе, и в комментариях к нему он вышел далеко за пределы своих полномочий, состоявших в том, чтобы сообщить Конгрессу об обнаруженных им фактах. Доклад Старра уже критиковали за то, что в нем отсутствовало одно очень важное для меня положение — заявление Моники Левински о том, что я никогда не просил ее лгать.

В заявлении Старра содержались три удивительные вещи. Во-первых, он сказал, что не обнаружил никаких доказательств предосудительных действий с моей стороны или со стороны Хиллари в ходе расследования возможных финансовых нарушений, допущенных отделом командировок Белого дома, как не обнаружил и нарушений при обращении с досье ФБР. Конгрессмен Барни Фрэнк из Массачусетса спросил его, когда он пришел к такому заключению. «Несколько месяцев назад», — ответил Старр. Тогда Фрэнк поинтересовался, почему он не снял с меня эти обвинения еще до выборов и не включил это заключение в свой доклад, «в котором было много негативной информации о президенте». Ответ Старра был уклончивым и невразумительным.

Во-вторых, Старр признал, что беседовал с журналистами о расследовании, что было нарушением правила о неразглашении показаний большому жюри. Наконец, он отрицал под присягой, что его сотрудники пытались заставить Монику Левински носить скрытый диктофон, чтобы записывать разговоры с Верноном Джорданом, мною или другими людьми. Когда ему предъявили отчет агентов ФБР, из которого следовало, что в действительности такие попытки имели место, он снова ответил уклончиво. Газета Washington Post писала, что «попытки Старра отрицать это были опровергнуты его собственными отчетами ФБР».

Тот факт, что Старру пришлось признаться в разглашении показаний большому жюри, и то, что он дал ложные показания под присягой, ничуть не умерило ни его собственного пыла, ни активности республиканцев в Комитете по юридическим вопросам. Они считали, что «хозяева поля» могут играть по собственным правилам.

На следующий день Сэм Дэш ушел в отставку с поста советника Старра по этическим вопросам, заявив, что Старр, позволив себе сделать замечания на слушаниях в Конгрессе, тем самым «незаконно» вмешался в процесс импичмента. Как любила говорить моя мать, Дэш «опоздал на целый день»: Старра уже давно не беспокоила законность его действий.

Сразу после Дня благодарения конгрессмены-республиканцы, вернувшись в Вашингтон, избрали новым спикером Палаты представителей Боба Ливингстона из штата Луизиана, который до этого был председателем Комитета по ассигнованиям. Он должен был занять этот пост в январе, в начале новой сессии Конгресса. К тому времени большинство людей уже считало, что попытка подвергнуть меня импичменту сорвалась. Против импичмента выступили несколько умеренных республиканцев, заявив, что выборы ясно показали: большинство американцев предпочли бы, чтобы Конгресс, вынеся мне выговор или порицание, занялся своим основным делом — законотворчеством.

В середине месяца я удовлетворил требование Полы Джонс, заплатив ей значительную сумму, однако не принес извинений. Я не стал этого делать, потому что с точки зрения закона одержал убедительную победу в этом политически мотивированном судебном разбирательстве. Юристы Джонс подали апелляцию в Апелляционный суд Восьмого округа, но исход дела был совершенно очевиден: если Апелляционный суд был намерен выполнять свои собственные решения, я должен был выиграть и на этот раз. К несчастью, комиссию из трех судей, которая должна была разбирать это дело, возглавлял Паско Боуман — тот самый ультраконсерватор, который сместил судью Генри Вудса, рассматривавшего один из исков по делу «Уайтуотер», на основе сфальсифицированного газетного материала, опубликованного после того, как Вудс вынес решение, не понравившееся Старру. Паско Боуман, как и судья Дэвид Сентелл в Вашингтоне, ясно показал, что готов делать исключения и нарушать закон в случае, если дело имеет отношение к «Уайтуотер».