Билл Клинтон - Моя жизнь

В какие-то моменты я почти желал проиграть апелляцию, чтобы предстать перед судом и предъявить ему все свидетельства — тогда бы люди наконец поняли, чего в действительности хотели мои противники. Но я пообещал американскому народу, что в следующие два года буду работать для него, поэтому не имел права тратить на дело Джонс даже пяти минут. На выплату по этому иску у нас ушла примерно половина всех наших сбережений, и мы уже залезли в долги, поскольку нужно было еще оплачивать услуги адвокатов, но я знал, что, если буду здоров, то после истечения моего второго президентского срока сумею заработать достаточно денег для своей семьи и оплаты всех счетов. Поэтому я согласился возместить моральный ущерб по делу, которое уже практически выиграл, и вернулся к работе.

Моя решимость раз и навсегда покончить с делом Джонс впоследствии была подвергнута еще одному тяжелому испытанию. В апреле 1999 года судья Райт приняла решение оштрафовать меня за невыполнение приказов суда предоставить необходимые документы и потребовала от меня оплаты своих транспортных расходов и расходов адвокатов Джонс на сбор доказательств по делу. Я был абсолютно не согласен с этим решением Райт, но не мог его оспорить, не вдаваясь в детальное рассмотрение всех фактов, чего я стремился избежать, чтобы не отрываться от работы. Меня глубоко возмутила необходимость оплачивать услуги адвокатов Джонс: они работали недобросовестно и вступили в сговор со Старром, а также много раз намеренно допускали утечки информации, причем не разу не понесли за это наказания.

Второго декабря Майк Эспи был оправдан по всем пунктам обвинения, выдвинутого против него независимым прокурором Доналдом Шмальцом. В деле Эспи Шмальц использовал тактику Старра: потратил на него более 17 миллионов долларов и предъявил обвинения всем, кому только мог, чтобы заставить этих людей дать показания против Майка. Однако твердая позиция жюри сделала Шмальца и Старра единственными в истории независимыми прокурорами, которые проиграли дело в суде присяжных.

Через несколько дней мы с Хиллари вылетели в Нашвилл, чтобы присутствовать на панихиде по отцу Ала Гора, сенатору Альберту Гору-старшему, умершему в возрасте девяноста лет в своем доме в Картедже, штат Теннеси. Зал, в котором проходила панихида, был заполнен людьми самого разного возраста и социального положения, пришедшими отдать последнюю дань человеку, который, будучи сенатором, способствовал созданию системы скоростных автострад, в 1956 году отказался подписать так называемый «Южный манифест» сторонников расовой сегрегации и мужественно боролся против войны во Вьетнаме. Я восхищался сенатором Гором еще со времен моей молодости и с радостью использовал возможность общения с ним, которую мне предоставила совместная работа с Алом Гором. Сенатор и миссис Гор активно помогали нам с Алом на выборах 1992 года, и я получал огромное удовольствие, слушая зажигательные речи Гора-старшего, выдержанные в старых добрых традициях.

Большое впечатление на присутствующих произвела музыка, звучавшая на церемонии, особенно запись 1938 года, где сенатор Гор, тогда еще молодой подающий надежды политик, играл на скрипке в Конститьюшн-холл. В прощальной речи Ал произнес исполненные любви слова в адрес своего отца, прекрасного человека и выдающегося государственного деятеля. После панихиды я сказал Хиллари, что хотел бы, чтобы эту речь услышали все американцы.

В середине месяца, как раз в то время, когда я собирался поехать в Израиль и Газу, чтобы выполнить наши обязательства по соглашению в Уай-Ривер, Комитет по юридическим вопросам Палаты представителей в строгом соответствии с партийной принадлежностью его участников проголосовал за то, чтобы подвергнуть меня импичменту за лжесвидетельство под присягой, за показания, вводящие в заблуждение большое жюри, и за препятствование правосудию. Они предъявили мне и четвертое обвинение — в том, что я солгал, отвечая на их вопросы. Это была в высшей степени странная процедура. Председатель Хайд отказался назвать нарушения, которые могли бы служить основанием для импичмента, или вызвать кого-то из свидетелей, имевших непосредственное отношение к рассматриваемому делу. Голосование по импичменту в действительности стало голосованием за то, чтобы отослать отчет Старра в Сенат, который и должен будет решить, соответствуют ли действительности изложенные в нем факты и могут ли они служить основанием для моей отставки.

Прокурорская комиссия, в которую вошли представители от обеих партий, заявила комитету, что ни один нормальный прокурор не обвинил бы меня в лжесвидетельстве на основании доказательств, приведенных в этом отчете, а группа выдающихся историков, включавшая Артура Шлесинджера из Городского университета Нью-Йорка, С. Ванна Вудварда из Йельского университета и Шона Уиленца из Принстона, пришла к выводу, что инкриминируемые мне действия не соответствовали давно принятому определению нарушений, способных повлечь за собой импичмент, то есть не были «серьезными преступлениями или правонарушениями», совершенными при исполнении президентских обязанностей. Данная позиция была изложена в открытом письме Конгрессу, которое подписали четыреста историков. Например, во время расследования дела «Уотергейт» Комитет по юридическим вопросам Палаты представителей проголосовал против вынесения импичмента президенту Никсону в связи с обвинением в уклонении от уплаты подоходного налога, потому что такой проступок не имел ничего общего с выполнением должностных обязанностей. Но все это абсолютно не интересовало ни Хайда, ни его столь же враждебно настроенного советника Дэвида Шипперса, ни правых республиканцев, контролировавших Палату представителей.

Сразу после выборов Том Делей и его аппарат начали агитировать правый электорат добиваться моего импичмента. Этим активно занимались ведущие ток-шоу на радио, и избиратели все чаще встречали на улицах антиклинтоновских активистов. Мои противники были убеждены, что смогут вынудить умеренных конгрессменов поддержать импичмент, заставив их забыть об отрицательном отношении к нему общества и напугав местью со стороны людей, ненавидящих Клинтона.

В контексте данной стратегии голосование комитета Хайда против вынесения мне порицания имело такое же значение, как и его голосование за начало процедуры импичмента. За порицание выступало 75 процентов американцев: если бы вопрос о его вынесении был поставлен на голосование в Палате представителей, его бы поддержали умеренные республиканцы, и голосование по импичменту было бы похоронено. Хайд заявил, что Конгресс не имеет права выносить порицание президенту: либо импичмент, либо ничего. В действительности Конгресс уже выносил порицание президентам Эндрю Джексону и Джеймсу Полку. Комитет в конце концов проголосовал против резолюции о вынесении порицания, причем голоса вновь разделились в строгом соответствии с партийной принадлежностью. Палата представителей, таким образом, была лишена возможности проголосовать за то наказание, которое предпочитало большинство американцев. Теперь весь вопрос заключался в том, скольких умеренных республиканцев удастся «убедить» сторонникам импичмента.