Билл Клинтон - Моя жизнь

В офисе комитета я познакомился с Бадди Кендриком, секретарем, который на протяжении двух последующих лет был моим начальником, а также неисчерпаемым источником историй и грубоватых советов; постоянным ассистентом Бадди, Берти Боуманом, добродушным и безотказным афроамериканцем, который выполнял еще и функции водителя, а иногда даже возил сенатора Фулбрайта; и двумя моими коллегами — Филом Дозьером из Арканзаса и Чарли Парксом, студентом-юристом из Аннистона, Алабама.

В мои задачи входила доставка меморандумов и других материалов из офиса сенатора Фулбрайта в Капитолий и обратно. Поскольку среди деловых бумаг попадались конфиденциальные документы, для работы с ними я должен был иметь официальный допуск. Помимо этого мне могли поручить любую другую задачу — от подборки вырезок из газет для персонала офиса и заинтересованных сенаторов до подготовки ответов на запросы, касающиеся текстов выступлений, и тому подобное, и включения имен в списки рассылки. Не следует забывать, что все это происходило до появления не только персональных компьютеров и электронной почты, но даже современных копировальных машин, хотя, пока я там работал, мы все же перешли с печати под копирку на использование ксерокса. Большинство газетных вырезок, которые мне было поручено подобрать, я не копировал, а в буквальном смысле вырезал и ежедневно подшивал в большую папку с адресным листом, где перечислялись имена сотрудников, начиная с председателя. Каждый просматривал материалы, вычеркивал свою фамилию и передавал папку дальше. Списки рассылки формировались в цокольном помещении. Имена и адреса получателей были набраны на небольших металлических пластинах, которые стояли в алфавитном порядке в каталожных шкафах. Во время рассылки пластины помещали в машину, которая наносила на них краску и штемпелевала проходящие конверты.

Мне нравилось заходить в цокольное помещение, набирать на пластинах новые имена и расставлять их по ящичкам. Из-за постоянного недосыпания я частенько пользовался случаем, чтобы немного вздремнуть, привалившись к шкафам. А еще я получал настоящее удовольствие от просмотра газет и подборки вырезок для персонала. На протяжении двух лет я практически ежедневно читал New York Times , Washington Post , не существующую ныне Washington Star , Wall Street Journal Baltimore Sun и St. Louis Post-Dispatch. Последняя оказалась в этом списке из-за общего убеждения, что комитету нужна хотя бы одна настоящая газета из «глубинки». Макджордж Банди в бытность свою советником президента Кеннеди по вопросам национальной безопасности как-то заметил: любой человек, который просматривает шесть стоящих газет вдень, должен знать не меньше, чем он сам. Так ли это или нет, но после шестнадцати месяцев подобных упражнений моих знаний вполне хватило для успешного прохождения конкурса на стипендию Родса. Если бы тогда уже существовала игра «Тривиал персьют», я вполне мог претендовать на звание национального чемпиона.

Мы также работали с запросами на документы. Из недр комитета их выходило великое множество: отчеты о загранкомандировках, заявления экспертов на слушаниях и, наконец, полные стенограммы заседаний. Чем глубже мы увязали во Вьетнаме, тем в большей мере сенатор Фулбрайт со своими сторонниками старался использовать процедуру слушаний для информирования американцев о сложностях жизни и политики в Северном и Южном Вьетнаме, в других странах Юго-Восточной Азии и Китае.

Нашим постоянным местом работы был архив. В течение первого года мой рабочий день длился с часу дня до пяти вечера. Поскольку слушания и другие дела не ограничивались этими временными рамками, я нередко оставался в офисе и после окончания рабочего дня. Нельзя сказать, что это происходило против моей воли: мне нравились люди, с которыми я работал, и мне нравилось то, чем занимались сенатор Фулбрайт и его комитет.

Работа довольно легко встраивалась в график моего дня: отчасти из-за того, что в первый год обучения требовалось посещать занятия только по пяти предметам вместо шести, а отчасти из-за того, что некоторые лекции начинались в семь утра. Три обязательных предмета из пяти— «история и дипломатия США», «современные системы государственного управления» и «теория и практика коммунизма» — вполне соответствовали моей новой работе. Совмещать ее с учебой было легче и потому, что я отказался от претензий на пост президента группы.

Каждый день я с нетерпением ждал окончания занятий, чтобы отправиться на Капитолийский холм. Во-первых, в это время было легче найти место для автомобиля, а, во-вторых, все, что там происходило, буквально захватывало меня. Подавляющее преимущество, которое обеспечило Линдону Джонсону триумфальную победу на выборах 1964 года, начало таять. На фоне смещения страны вправо в ответ на массовые выступления, социальную нестабильность и рост инфляции перевес демократов в Палате представителей и Сенате на промежуточных выборах 1966 года поубавился, но президент Джонсон продолжал наращивать внутренние расходы и расширять масштабы военных действий во Вьетнаме. По его мнению, страна вполне могла позволить себе «и пушки, и масло», однако народ начинал в этом сомневаться. Первые два с половиной года деятельности президента Джонсона ознаменовались наивысшей законодательной активностью со времен Франклина Делано Рузвельта: были приняты закон «О гражданских правах» 1964 года, закон «Об избирательных правах» 1965 года, законодательство по борьбе с бедностью, программы «Медикэр» и «Медикэйд», которые наконец предоставили гарантированное медицинское обслуживание бедным и пожилым людям.

Теперь же все чаще и чаще внимание президента, Конгресса и страны обращалось к Вьетнаму. Поток гробов при туманной перспективе победы породил антивоенное движение, которое принимало самые разнообразные формы — от протестов в студенческих городках до проповедей, от высказываний в кофейнях до выступлений в стенах Конгресса. В первое время после начала работы в Комитете по международным отношениям моих познаний о ситуации во Вьетнаме было недостаточно для формирования твердого мнения, но я так горячо поддерживал президента Джонсона, что трактовал свои сомнения в его пользу. Однако происходящие события явно разрушали чарующее ощущение прогресса, которое создавал его триумфальный приход к власти.

Раскол в стране был глубже, чем в самом Вьетнаме. Бунт в Уоттсе, одном из районов Лос-Анджелеса, в 1965 году и появление воинствующих чернокожих активистов толкнули тех, кто им симпатизировал, влево, а их противников — вправо. Закон «Об избирательных правах», которым Линдон Джонсон больше всего и не без основания гордился, произвел во многом похожий эффект, особенно когда его начали применять на практике. Как политик Джонсон отличался необычайной проницательностью. Подписав закон, он заметил, что только что вычеркнул Юг из сторонников демократической партии на целое поколение. На самом деле «твердокаменный Юг» демократов уже давно не был монолитом. Консервативные демократы откололись еще в 1948 году, когда их отпугнула речь Губерта Хамфри на демократическом конвенте относительно гражданского права «на поджигание амбаров», а Стром Турмонд пошел против партии и при поддержке «диксикратов» выдвинул на пост президента собственную кандидатуру.