Билл Клинтон - Моя жизнь

На следующий день я отправился в Хайдарабад — процветающий город, центр высоких технологий, где меня принимал главный министр штата Чандрабабу Найду, красноречивый и очень современный лидер. Мы посетили научно-технологический центр HITECH, поразивший меня многообразием входивших в него компаний, которые появлялись там, как грибы после дождя, и больницу, где мы вместе с руководителем Агентства международного развития Соединенных Штатов объявили об учреждении гранта в 5 миллионов долларов для оказания помощи в борьбе с туберкулезом и СПИДом. В то время Индия еще только начала признавать, что в стране распространяется эта болезнь, и многие все еще отрицали ее существование. Я надеялся, что наш скромный грант поможет повысить осведомленность о проблеме СПИДа и желание ее решать, пока она не достигла в Индии таких масштабов, как в Африке. Последнюю остановку я сделал в Мумбай (Бомбее), где встретился с видными бизнесменами, а в местном ресторане у меня завязалась интересная беседа с молодыми предпринимателями. Я покинул Индию с ощущением, что наши государства начали строить прочные отношения, но сожалел о том, что не мог остаться еще на неделю, чтобы полюбоваться красотой этой загадочной страны.

Двадцать пятого марта я вылетел в Исламабад. Эту часть моей поездки Секретная служба считала наиболее опасной. Я постарался взять с собой как можно меньше людей, а остальные полетели на большом самолете, который должен был заправиться в Омане. Сэнди Бергер пошутил, что он немного старше меня и, поскольку мы за тридцать лет дружбы столько вместе испытали, тоже должен отправиться со мной «на прогулку» в Пакистан. Мы снова полетели на двух небольших самолетах: один из них был с опознавательными знаками ВВС США, а другой, на борту которого находился я, — совершенно белого цвета, без каких-либо признаков принадлежности той или иной стране. Пакистанцы очистили местность в радиусе мили от посадочный полосы, чтобы наш самолет не могли сбить ручным реактивным гранатометом, но, тем не менее, посадка оказалась сложной.

Автомобильный кортеж двинулся по пустому шоссе к президентскому дворцу, где должна была состояться наша встреча с генералом Мушаррафом и членами его кабинета. Оттуда же я обратился к народу Пакистана. В своей речи, которая транслировалась по телевидению, я отметил долгую дружбу между нашими странами в период холодной войны и попросил пакистанский народ отказаться от террора и ядерного оружия и начать диалог с Индией по проблеме Кашмира; подписать договор о запрещении ядерных испытаний и увеличить инвестиции в образование, здравоохранение и строительство, а не в вооружение. Я сказал, что приехал как друг Пакистана и исламского мира, который протестовал против убийств мусульман в Боснии и Косово, выступал в Палестинском национальном совете в Газе, участвовал в траурном шествии на похоронах короля Хусейна и короля Хасана и праздновал в Белом доме вместе с американскими мусульманами окончание Рамадана. Я хотел подчеркнуть, что наш мир разделяют не религиозные противоречия, а различия между теми, кто хочет жить болью, причиненной в прошлом, и теми, кто выбирает надежду и веру в будущее.

Во время моей встречи с Мушаррафом я понял, почему он сумел пробиться наверх в условиях сложной и часто склонной к насилию политической культуры Пакистана. Безусловно, это был умный, сильный и изобретательный человек. Я считал, что, если Мушарраф решит идти по мирному и прогрессивному пути, у него будут хорошие шансы добиться успеха, но сказал ему, что, если он не будет бороться против террора, тот в конце концов разрушит Пакистан изнутри.

Как сказал мне Мушарраф, он не думает, что Шариф будет казнен, но уклонился от ответов на другие вопросы. Я знал, что он все еще пытается укрепить свои позиции и испытывает серьезные трудности. Впоследствии Шариф был освобожден и отправлен в ссылку в Джедду, Саудовская Аравия. Когда Мушарраф после 11 сентября 2001 года начал серьезное сотрудничество с Соединенными Штатами в борьбе против терроризма, это был для него рискованный курс. В 2003 году он пережил два покушения с интервалом всего в несколько дней.

На пути домой после остановки в Омане для встречи с султаном Кабусом наша делегация вновь собралась на борту президентского самолета, и мы полетели в Женеву, где я должен был встретиться с президентом Асадом. Наша команда работала над тем, чтобы Барак сделал конкретные предложения Сирии и передал их через меня. Так же, как и сирийцы, я знал, что они не будут окончательными, но надеялся, что Израиль в конце концов проявит такую же гибкость, какую сирийцы продемонстрировали в Шепердстауне, и мы все же сумеем заключить соглашение, но этого не произошло.

Во время нашей время встречи Асад был дружелюбен. Я подарил ему синий галстук с красным профилем льва, потому что таково значение его имени в переводе на английский. Участников встречи было немного: Асада сопровождали премьер-министр Шараа и Бутейна Шаабан, а меня — Мадлен Олбрайт, Деннис Росс и сотрудник Национального совета безопасности Роб Мэлли, который вел протокол. После краткого обмена любезностями я попросил Денниса развернуть карты, которые изучал, готовясь к нашей встрече. По сравнению с позицией, заявленной в Шепердстауне, Барак теперь соглашался на более узкую полосу земли вокруг Тивериадского озера — 400 метров (1312 футов), сокращение числа персонала на радиолокационной станции и более быстрый вывод израильских войск. Асад даже не дал мне договорить. Он был очень взволнован и, отказавшись от обещаний сирийцев в Шепердстауне, сказал, что не отдаст ни пяди земли и хочет иметь возможность, сидя на берегу озера, болтать ногами в воде. Мы два часа пытались уговорить его, но безуспешно. Непреклонная и жесткая позиция Израиля на переговорах в Шепердстауне и публикация рабочих документов в израильской прессе скомпрометировали Асада, и он перестал нам верить. Кроме того, еще больше ухудшилось его здоровье, о чем я не был заранее предупрежден.

Барак сделал приемлемое предложение; если бы он поступил подобным образом в Шепердстауне, соглашение уже могло быть подписано. Теперь Асад сосредоточил свои усилия на том, чтобы сделать своего сына наследником, и, очевидно, решил, что еще один раунд переговоров, какими бы ни были предложенные условия, подвергнет его неприемлемому риску. Менее чем за четыре года я стал свидетелем того, как заключение мира между Израилем и Сирией срывалось три раза: сначала это произошло из-за атак террористов в Израиле и поражения Переса на выборах в 1996 году, потом Израиль отверг предложения Сирии в Шепердстауне, и, наконец, Асад задумался над тем, что произойдет в случае его смерти. После того как мы расстались в Женеве, я уже больше никогда его не видел.