Билл Клинтон - Моя жизнь

В то время у нас не существовало надежной системы противоракетной обороны, которую можно было бы развернуть. Как сказал Хью Шелтон, сбить приближающуюся ракету — это «все равно, что попытаться попасть одной пулей в другую». Я считал, что, если нам удастся создать реально действующую технологию для такой системы, мы должны предложить ее другим странам, и это, возможно, позволит убедить Россию пересмотреть Договор по противоракетной обороне. Хотя я сомневался в том, что даже при условии разработки такой системы ее создание было бы лучшим способом использования огромных сумм, которые на это потребуются. Вероятность того, что мы подвергнемся атакам террористов, использующих портативные ядерные устройства, химическое или биологическое оружие, была значительно выше.

Кроме того, создание системы противоракетной обороны могло, напротив, подвергнуть мир еще большей опасности. В обозримом будущем она, если вообще будет работать, позволит сбить только часть ракет. Как только Соединенные Штаты или Россия развернут такую систему, Китай, вероятно, решит построить больше ракет, чтобы получить возможность преодолевать ее и сохранить свой потенциал ядерного сдерживания. Затем так же поступят Индия и Пакистан. Европейцы пришли к убеждению, что создание системы противоракетной обороны— очень опасная затея. Но все эти проблемы нужно было бы реально решать, если бы Америка обладала подобной системой, а в настоящее время мы ее не имели.

Перед тем как я покинул Москву, Путин пригласил меня на ужин в Кремле, после которого состоялся джазовый концерт. В нем принимали участие русские джазовые музыканты, от совсем юных исполнителей до восьмидесятилетних «патриархов». В финале на сцене, погруженной во тьму, играл мой самый любимый из ныне живущих джазовых тенор-саксофонистов — Игорь Бутман. Джон Подеста, который любил джаз не меньше, чем я, признал, что никогда в жизни не слышал лучшего исполнения «вживую».

Затем я отправился на Украину, чтобы объявить, что Америка окажет финансовую помощь президенту Леониду Кучме, принявшему решение к 15 декабря закрыть последний работающий блок ядерного реактора в Чернобыле. Это потребовало много времени, и мне было радостно сознавать, что проблема будет решена, по крайней мере за тот период, пока я еще оставался президентом. Последним событием во время этого визита стало мое выступление на площади перед большой аудиторией украинцев, которых я призвал продолжать упрочивать свободу и проводить экономические реформы. Киев в лучах весеннего солнца был прекрасен, и я надеялся, что его жители сохранят тот энтузиазм, который я отметил у своих слушателей. Им еще предстояло преодолеть немало препятствий.

Восьмого июня я на один день вылетел в Токио, чтобы отдать последний долг моему другу, премьер-министру Кейзо Обучи, несколько дней назад внезапно скончавшемуся от инфаркта. Панихида состоялась на крытом стадионе. В зале было несколько тысяч кресел, разделенных проходом. Еще сотни людей разместились на балконах. Перед сценой был сооружен большой пандус, а несколько других, меньшего размера, примыкали к нему с разных сторон. Десятиметровую стену позади сцены украсили цветами, составлявшими прекрасную картину: японское восходящее солнце на фоне светло-голубого неба. На самом верху находилась ниша, в которую в начале церемонии военный офицер торжественно поместил урну с прахом Обучи. После того как коллеги и друзья отдали усопшему последний долг, появились несколько молодых женщин, которые несли подносы с белыми цветами. Сначала жена и дети Обучи, а потом члены императорской семьи, руководители правительства и все остальные участники церемонии поочередно поднимались по центральному пандусу, кланялись урне с прахом премьер-министра и клали свои букеты на длинную деревянную полку, которая шла вдоль всей украшенной цветами стены.

Поклонившись праху моего друга и возложив венок, я вернулся в американское посольство, чтобы встретиться с нашим послом, бывшим спикером Палаты представителей Томом Фоли. Я включил телевизор, чтобы наблюдать за все еще продолжавшейся траурной церемонией. Тысячи сограждан Обучи уже сложили целое облако из цветов под восходящим солнцем. Это была одна из самых трогательных поминальных церемоний, которую мне когда-либо приходилось видеть. Я ненадолго посетил прием, чтобы еще раз выразить свое уважение госпоже Обучи и детям Кейзо, одна из дочерей которого тоже была политиком. Госпожа Обучи поблагодарила меня и подарила очень красивую эмалевую шкатулку для писем, ранее принадлежавшую ее мужу. Обучи был моим другом и другом Америки. Наш союз имел очень важное значение, и Обучи ценил его, будучи еще совсем молодым человеком. Мне было жаль, что он так рано ушел из жизни.

Через несколько дней, когда я участвовал в выпускной церемонии, проходившей в Колледже Карлтон, штат Миннесота, мой помощник передал мне записку, в которой сообщалось, что президент Хафез Асад только что скончался в Дамаске — всего через десять недель после нашей последней встречи в Женеве. Хотя у нас случались разногласия, он всегда был откровенен со мной, и я верил словам Асада, когда он сказал мне, что сделал стратегический выбор в пользу мира. Обстоятельства, непонимание и психологические барьеры не позволили нам добиться заключения мира, но, по крайней мере, теперь мы знали, что потребуется от Сирии и Израиля, когда обе стороны будут к этому готовы.

В начале лета я стал хозяином самого большого в истории США официального обеда. Более четырехсот гостей собрались в шатре, установленном на Южной лужайке, чтобы приветствовать короля Марокко Мохаммеда VI, один из предков которого был первым главой государства, признавшим Соединенные Штаты Америки вскоре после объединения первых тринадцати штатов.

На следующий день я исправил давнюю несправедливость, наградив Почетной медалью Конгресса двадцать двух американцев японского происхождения, которые добровольно вызвались служить в армии США, воевавшей во время Второй мировой войны в Европе, несмотря на то что их семьи в это время находились в лагерях для перемещенных лиц. Один из них, Дэниел Иноуэ, был моим другом и сенатором от штата Гавайи. Он потерял на той войне руку и сам едва не погиб. Через неделю я назначил в свой кабинет первого американца азиатского происхождения. Это был Норм Минета — в прошлом конгрессмен от штата Калифорния, который согласился оставшуюся часть моего президентского срока работать в должности министра торговли, заменив на этом посту Билла Дейли, ушедшего, чтобы возглавить избирательную кампанию Ала Гора.

В последнюю неделю месяца я провел важное собрание в Восточном зале Белого дома. Именно здесь почти двести лет тому назад Томас Джефферсон продемонстрировал первую карту Запада Соединенных Штатов, которую начертил его помощник Мериуизер Льюис во время своей смелой экспедиции от реки Миссисипи до Тихого океана, предпринятой им в 1803 году. Приглашенные на собрание ученые и дипломаты отпраздновали создание карты XXI столетия: более тысячи исследователей из Соединенных Штатов, Великобритании, Германии, Франции, Японии и Китая расшифровали геном человека, идентифицировав почти все из трех миллиардов последовательностей нашего генетического кода. После многолетней борьбы друг с другом Фрэнсис Коллинз, руководитель финансируемой правительством международной программы расшифровки генома человека, и президент частной компании Celera Крейг Вентер согласились совместно в течение года публиковать полученные ими данные. С помощью спутниковой связи к нам присоединился Тони Блэр, и по этому поводу я пошутил, что благодаря расшифровке генома человека ожидаемая продолжительность жизни его новорожденного сына уже увеличилась на 25 лет.