Билл Клинтон - Моя жизнь

Хамфри поплатился за свою щепетильность — или нерешительность. Он проиграл на выборах 500 тысяч голосов — 42,7 против 43,4 процента. Уоллес удовольствовался всего 13,5 процента голосов. Никсон получил голоса 301 выборщика, на 31 голос больше необходимого большинства, при почти равном количестве голосов в штатах Иллинойс и Огайо. Гамбит, разыгранный Киссинджером, Митчеллом и Шенно, сошел ему с рук, но, если верить тому, что написал о событиях 1968 года в книге «Год гибели мечты» (The Year the Dream Died) Джулз Уитковер, все было не так просто, как казалось. Тогдашний успех позволил окружению Никсона думать, что им все сойдет с рук, в том числе и «Уотергейт».

Первого ноября я начал вести дневник, использовав для этого одну из двух записных книжек в кожаных переплетах, подаренных мне в день отъезда из Соединенных Штатов Дениз Хайленд. Когда Арчи разбудил меня, сообщив добрую весть о прекращении бомбардировок, я написал в нем: «Как бы мне хотелось увидеться с сенатором Фулбрайтом в этот день, принесший еще одно подтверждение важности его неустанной и упорной борьбы». На следующий день я размышлял о том, приведет ли прекращение огня к сокращению нашего военного присутствия, позволит ли оно мне избежать призыва в армию или, как минимум, «даст ли оно возможность моим друзьям, уже призванным в армию, избежать отправки во Вьетнам. А может быть, благодаря ему удастся спасти от безвременной гибели кого-то из тех, кто сейчас находится в джунглях». Тогда я и представить себе не мог, что половина наших потерь еще впереди. Я завершил первые две записи «восхвалением все той же добродетели — надежды, основы моего существования, которая не покидает меня даже в такие вечера, как этот, когда я не в состоянии анализировать что-либо и формулировать свои мысли». Да, я был молод и слишком эмоционален, но уже тогда верил в то, что в 1992 году, в своем выступлении на съезде демократической партии, назову «местом под названием Надежда». Надежда всегда помогала мне идти по жизни.

Третьего ноября ланч с Джорджем Кокуэллом, деканом факультета последипломного образования в Юниве, заставил меня на некоторое время забыть о выборах. Декан был крупным, внушительного вида человеком, в котором все еще можно было без труда узнать звезду регби, которой он был в годы учебы в Оксфорде в качестве стипендиата Родса от Новой Зеландии. Во время нашей первой встречи профессор Кокуэлл отчитал меня за решение поменять курс обучения. Вскоре после приезда в Оксфорд я решил вместо базового курса политики, философии и экономики пройти курс для получения степени бакалавра литературы в области политики, где требовалась диссертация объемом не менее пятидесяти тысяч слов. Курс политики, философии и экономики в объеме первого года обучения я практически полностью прошел еще в Джорджтауне и из-за перспективы призыва на военную службу не рассчитывал, что мне удастся проучиться в Оксфорде два года. Кокуэлл считал, что я совершил ужасную ошибку, отказавшись от еженедельных консультаций, во время которых зачитывались, обсуждались и защищались эссе. Главным образом под влиянием аргументов Кокуэлла я вернулся к курсу на получение степени бакалавра философии в области политики, предполагающему консультации, эссе, экзамены и менее объемную диссертацию.

Пятого ноября, когда состоялись выборы, в Англии праздновался День Гая Фокса. В этот день англичане отмечают предотвращение попытки сжечь британский парламент, которая была предпринята Фоксом в 1605 году. По этому поводу я написал в дневнике следующее: «В Англии это событие отмечают все: одни потому, что попытка Фокса не удалась, другие — потому, что он попытался это сделать». В тот вечер мы, американцы, устроили в доме Родса собрание. Наша компания, состоявшая главным образом из сторонников Хамфри, поддерживала своего избранника. Мы отправились спать, не зная, чем все закончилось, однако нам стало известно о победе Фулбрайта. Новость эта была воспринята с облегчением, поскольку на предварительных выборах, состязаясь с Джимом Джонсоном и двумя другими малоизвестными кандидатами, он набрал всего 52 процента голосов. Когда объявили о его победе, дом Родса огласился радостными криками.

Шестого ноября мы узнали о победе Никсона. Тогда я записал в дневнике: «Дядя Реймонд вместе со своими приятелями обеспечил Уоллесу победу в Арканзасе, и это стало нашим первым отказом голосовать за кандидата из демократического списка со времени получения Арканзасом статуса штата в 1836 году... Надо послать дяде Реймонду десять долларов: в ноябре прошлого года в споре с ним я поставил десятку на то, что Арканзас — самый “либеральный” штат на Юге — никогда не пойдет за Уоллесом, чем лишь доказал, насколько могут заблуждаться эти псевдоинтеллектуалы!» («Псевдоинтеллектуал» — любимый ярлык Уоллеса для тех обладателей университетских дипломов, которые не разделяли его взглядов.) Я отметил, что, в отличие от правительства Южного Вьетнама, меня ужасно расстроило то, что «после всего произошедшего, после того, как Хамфри вернул утраченные позиции, мы имеем то, чего я опасался еще в январе, — Никсона в Белом доме».

В довершение ко всему я так и не получил избирательный бюллетень, и мое первое голосование не состоялось. Секретарь округа отправил бюллетень обычной почтой, что было дешевле, но я получил его только через три недели, когда выборы уже давно прошли.

На следующий день я вернулся к своим обычным делам. Я позвонил маме, которая к тому времени уже твердо решила выйти замуж за Джеффа Дуайра. Она была счастлива, и я радовался вместе с ней. Я отправил дяде Реймонду чек на десять долларов, сопроводив это предложением учредить в США День Джорджа Уоллеса по образцу Дня Гая Фокса в Англии. Повод отпраздновать его найдется у всех: для одних им станет то, что он выставил свою кандидатуру на пост президента, для других — то, что он провалился.

Остаток месяца у меня оказался таким насыщенным, что политика и Вьетнам на некоторое время отошли на второй план. В одну из пятниц мы вместе с Риком Стернсом съездили в Уэльс, куда добирались на попутных машинах и автобусах, и всю дорогу Рик читал мне стихи Дилана Томаса. Тогда я впервые услышал слова «Не уходи покорно в ночь», полюбил их и вспоминаю каждый раз, когда люди отважно следуют призыву «Борись, не дай погаснуть свету».

Несколько раз компанию в таких поездках мне составлял Том Уильямсон. Один раз мы решили, поменявшись ролями, изобразить пародию на ставшие стереотипными представления о подобострастности негров и расистских замашках белых южан. Когда перед нами остановился автобус, Том сказал: «Эй, марш на заднее сиденье», на что я ответил: «Слушаюсь, господин». Водитель-англичанин решил, наверное, что мы спятили.