Билл Клинтон - Моя жизнь

В апреле, во время каникул между вторым и третьим семестрами, я вместе с Риком Стернсом отправился в одну из своих последних поездок — на этот раз в Испанию. Я много читал об этой стране и благодаря «Надежде» (Mans Норе ) Андре Мальро, «Памяти Каталонии» (Homage to Catalonia ) Джорджа Оруэлла и шедевру Хью Томаса «Гражданская война в Испании» (The Spanish Civil War ) был совершенно очарован ею. Мальро рассуждал о дилемме, которую война ставит перед интеллектуалами, многие из которых оказались втянутыми в борьбу против Франко. По его утверждению, интеллектуал всегда пытается провести границы, хочет четко знать, за что он сражается и как именно надо бороться, — иными словами, демонстрируют антиманихейское поведение, тогда как любой воин, по определению, манихеец. Чтобы убивать и остаться в живых, он должен делить все на черное и белое, на зло и добро. Через много лет я столкнулся с этим в политике, когда ультраправые завладели республиканской партией и Конгрессом. Политика для них была лишь еще одним способом ведения войны. Им нужен был враг, и я стал демоном, находившимся по другую сторону манихейской разграничительной линии.

Я так и не смог забыть романтику Испании, неистовый пульс этой земли, необузданный дух ее народа, непреходящую боль, вызванную проигранной гражданской войной, Прадо и красоту Альгамбры. Когда я стал президентом, у нас с Хиллари сложились дружеские отношения с королем Хуаном Карлосом и королевой Софией. (Во время моего последнего визита в Испанию президент Хуан Карлос вспомнил мои слова о ностальгии по Гранаде и организовал туда поездку для нас с Хиллари. Через тридцать лет я вновь бродил по Альгамбре в теперь уже демократической и свободной от франкизма Испании, чем эта страна не в последнюю очередь была обязана Хуану Карлосу.)

В конце апреля, когда я вернулся в Оксфорд, мне позвонила мама. Она сообщила об убийстве матери Дэвида Леопулоса. Кто-то нанес ей четыре удара ножом в сердце, когда она находилась в своем антикварном магазине. Это преступление так и не было раскрыто. Как раз в тот момент я читал «Левиафана» Томаса Гоббса и, помнится, подумал, насколько он был прав, когда писал, что жизнь «жалка, мерзка, жестока и коротка». Дэвид заехал навестить меня четыре недели спустя, следуя к месту службы в Италии. Я пытался, как мог, поддержать его. Понесенная им утрата побудила меня закончить наконец рассказ о последних полутора годах жизни и смерти моего отца. Получив на него положительные отзывы от своих друзей, я сделал в дневнике такую запись: «Наверное, я смогу стать писателем и не скатиться до должности швейцара, если моя политическая карьера не удастся». Время от времени я представлял себе, что работаю швейцаром в нью-йоркском отеле «Плаза» у южной оконечности Центрального парка. Швейцары «Плазы» носили красивую униформу и встречали интересных людей со всего мира. Я представлял, как получаю щедрые чаевые от гостей за то, что, несмотря на свой южный акцент, довольно неплохо поддерживаю беседу.

В конце мая меня приняли в Йель, и я решил продолжить учебу в этом университете. Я завершил изучение концепции оппозиции, британского института премьер-министра и политической теории, отдав предпочтение Локку перед Гоббсом. 5 июня состоялось мое последнее выступление перед выпускниками американской военной школы. Я сидел на сцене вместе с генералами и полковниками и рассказывал, почему люблю Америку, уважаю военных, но выступаю против войны во Вьетнаме. Этим ребятам понравилось мое выступление, и я думаю, что и офицеры отнеслись с уважением к моей позиции.

Двадцать шестого июня, после трогательного прощания с друзьями, в особенности с Фрэнком Адлером, Полом Паришем и Дэвидом Эдвардсом, я сел в самолет, летевший в Нью-Йорк. На этот раз я действительно покидал Англию, и вместе с нею оставались в прошлом два удивительных года моей жизни. Их начало ознаменовалось избранием Ричарда Никсона президентом, а конец — распадом группы «Битлз» и выходом ее последнего фильма в утешение скорбящим фанатам. Я немало поездил, и мне очень нравилось путешествовать. Я также добрался до самых сокровенных уголков моей души и сердца, пытаясь разобраться в своем отношении к призыву на военную службу, в неоднозначности своих устремлений и неспособности к длительным взаимоотношениям с женщинами. Я не получил ученой степени, но зато многому научился. Моя «длинная и извилистая дорога» повернула к дому, и я надеялся, что, как пели «Битлз» в «Эй, Джуд», смогу «начать все сначала и сделать песню светлей».

В июле я отправился в Вашингтон для работы в программе «Финансовые ресурсы», лоббистской организации граждан в поддержку поправки Макговерна — Хэтфилда, предусматривавшей прекращение финансирования войны во Вьетнаме к концу 1971 года. У нас не было шансов добиться принятия этой поправки, однако кампания в ее поддержку позволяла мобилизовать растущую двухпартийную оппозицию войне и привлекать к ней внимание.

На лето я получил комнату в большом двухэтажном старом доме с просторной верандой, который находился в северо-западной части Вашингтона и принадлежал Дику и Хелен Дадман. Дик был известным журналистом. Они с Хелен выступали против войны во Вьетнаме и поддерживали молодых людей, стремившихся добиться ее прекращения. Эти люди были очень добры ко мне. Однажды утром они пригласили меня позавтракать на веранде с их другом и соседом сенатором Джином Маккарти. Заканчивался последний год его деятельности в Сенате, поскольку в 1968 году он объявил, что не намерен баллотироваться вновь. В то утро Маккарти был откровенным и экспансивным, четко анализировал текущие события и с некоторой ностальгией говорил о том, что скоро ему придется покинуть Сенат. Он понравился мне больше, чем я ожидал, особенно после того как одолжил мне туфли, чтобы я мог пойти в них на обед для журналисток, на который приглашенные мужчины были обязаны являться в смокингах. Я думаю, что приглашение на этот обед устроили мне Дадманы. Туда прибыл президент Никсон, который пожал руки многим людям; меня, правда, среди них не было. Я сидел за одним столом с Кларком Клиффордом, который приехал в Вашингтон из штата Миссури вместе с президентом Трумэном и был его доверенным советником, а затем занимал пост министра обороны в администрации президента Джонсона в последний год его президентства. О Вьетнаме Клиффорд сухо сказал: «Это действительно одно из самых ужасных мест в мире, куда можно влезть». Этот обед произвел на меня впечатление, особенно потому, что я чувствовал себя вполне уверенно — твердо стоял на ногах в туфлях Джина Маккарти.

Вскоре после начала работы в программе «Финансовые ресурсы» я во время долгого уикенда отправился на машине в Спрингфилд, штат Массачусетс, на свадьбу моего соседа по комнате во время учебы в Джорджтаунском университете, а теперь лейтенанта морской пехоты Кита Ашби.