Билл Клинтон - Моя жизнь

Я сломал ногу выше колена, и, поскольку быстро рос, врач не стал мне ее загипсовывать до самого бедра. Вместо этого он проделал отверстие в лодыжке, протолкнул сквозь него стержень из нержавеющей стали, прикрепил его к стальной подкове и подвесил мою ногу над больничной койкой. Вот так, навзничь, я пролежал два месяца, ощущая неловкость и одновременно радость оттого, что мне не надо ходить в детский сад и что меня навещает так много людей. Перелом заживал долго. После того как я вышел из больницы, мне купили велосипед, но на нем было страшно ездить без страховочных колес. В результате я никак не мог избавиться от ощущения своей неуклюжести и отсутствия чувства равновесия до тех пор, пока в возрасте двадцати двух лет наконец не начал ездить на велосипеде в Оксфорде. Я и тогда падал, но уже смотрел на это как на тренировку с целью повышения болевого порога.

Я был благодарен папе за то, что он поспешил ко мне на выручку, когда я сломал ногу. Он также пару раз приходил домой с работы, чтобы уговорить маму не наказывать меня за проступки. В начале их совместной жизни он действительно старался быть со мной рядом. Я помню, однажды он даже свозил меня на поезде в Сент-Луис, чтобы посмотреть на игру «Кардиналов» — в то время это была единственная бейсбольная команда из национальной лиги, базирующаяся вблизи нашего городка. Там мы переночевали и вернулись домой на следующий день. Я был в восторге. К сожалению, это была единственная поездка, которую мы с ним совершили вместе. Так же, как лишь однажды отправились вместе ловить рыбу. Лишь однажды мы вместе выехали в лес, чтобы срубить рождественскую елку. И лишь однажды всей семьей съездили в отпуск за пределы штата. Столько всего, что так много значило для меня, больше никогда не повторилось. Роджер Клинтон действительно любил меня и любил маму, но так и не смог до конца вырваться из мрака неуверенности в себе, отделаться от ложного ощущения безопасности, которое давали ему пьяные кутежи и юношеское беспутство. Все это вместе взятое, да вдобавок его отстраненность от мамы и брань в ее адрес помешали ему превратиться в того человека, каким он мог бы стать.

Однажды вечером в пьяном угаре он дошел до точки и устроил с моей матерью потасовку, которую мне никогда не забыть. Мама хотела, чтобы мы поехали в больницу навестить мою прабабушку, которой недолго оставалось жить. Папа сказал, что ей туда ехать нельзя. Они кричали друг на друга в спальне в задней части дома. Почему-то я вышел в холл и подошел к двери их комнаты. В этот момент папа вытащил из-за спины пистолет и выстрелил в сторону мамы. Пуля вошла в стену между тем местом, где стояла она, и тем, где застыл я. Это меня ошеломило и страшно напугало. Прежде я никогда не слышал звука выстрела и, уж конечно, не видел, как стреляют. Мама схватила меня и убежала через улицу к соседям. Вызвали полицию. Я до сих пор мысленно вижу, как полицейские уводят папу в наручниках в тюрьму, где он провел ночь.

Я уверен, что папа не собирался причинять маме боль и что он умер бы, если бы пуля случайно попала в кого-нибудь из нас. Однако до такой деградации его довело нечто более ядовитое, чем алкоголь. Прошло много времени, прежде чем я начал осознавать присутствие таких сил в других и в себе самом. Когда папа вышел из тюрьмы, он протрезвел не только в прямом смысле слова и так устыдился, что довольно долго в нашей жизни не происходило ничего плохого.

В Хоупе я жил и учился еще год. Я пошел в первый класс в Бруквудскую школу; моей учительницей стала мисс Мэри Уилсон. Хотя она была однорукой, это не мешало ей часто нас наказывать. Для этого она пользовалась тростью, в которой были проделаны отверстия, чтобы уменьшить сопротивление воздуха. Мне не раз довелось испытать на себе всю силу воспитательного воздействия этого предмета.

Кроме соседей и Мака Макларти я подружился еще с несколькими детьми, с которыми мы остались неразлучными друзьями на всю жизнь. У одного из них, Джо Первиса, детство было таким, что мое собственное по сравнению с ним казалось идиллией. Он стал прекрасным адвокатом, и, когда меня избрали генеральным прокурором штата Арканзас, я взял Джо к себе в штат. Когда Верховный суд США рассматривал обращение штата Арканзас по делу большой важности, я отправился на заседание, но право выступить в суде предоставил Джо. Член Верховного суда Байрон Уайт по прозвищу «Уиззер» прислал мне записку, в которой написал, что мой друг отлично справился с работой. Впоследствии Джо стал первым председателем фонда «Родные места Клинтона».

Помимо событий, которые касались друзей и семьи, моя жизнь на Тринадцатой улице была отмечена тем, что я открыл для себя кино.

В 1951-1952 годах на поход в кинотеатр хватало десяти центов: пять уходило на билет и еще пять — на кока-колу. Я ходил туда примерно раз в две недели. В то время за один сеанс показывали художественный фильм, мультфильм, сериал и киножурнал. Шла война в Корее, и я и об этом услышал. Главными героями сериалов были Флэш Гордон и «Человек-ракета». Из мультфильмов я предпочитал «Багз Банни», «Каспер — дружелюбное привидение» и «Приключения утенка Хьюи», с которым я, пожалуй, отождествлял себя. Я посмотрел множество кинокартин, и больше всего мне нравились вестерны, а самым любимым был фильм «Ровно в полдень»: за то время, что он шел в Хоупе, я посмотрел его раз пять или шесть, а с тех пор — еще более десяти раз. Он до сих пор остается моим любимым фильмом, потому что это вовсе не типичный вестерн с мужественным героем в главной роли; картина нравилась мне потому, что в ней Гэри Купер, несмотря на испытываемый им смертельный страх, все же действует так, как надо.

После моего избрания президентом я сказал репортеру, что мой любимый фильм — «Ровно в полдень». В то время Фред Зиннеманн, режиссер этой киноленты, которому тогда было около девяноста лет, жил в Лондоне. Я получил от него замечательное письмо с экземпляром режиссерского сценария фильма и фотографию с автографом. На снимке, сделанном в 1951 году, он был изображен с Купером и Грейс Келли в обычной одежде на фоне декораций фильма «Ровно в полдень». На протяжении многих лет, прошедших после первого просмотра этой картины, оказываясь в ситуациях, требовавших вступления в борьбу, я часто вспоминал взгляд Гэри Купера в моменты, когда он понимает, что его ждет почти неминуемое поражение, но он все же, переступив через свои страхи, делает то, что велит ему долг. Неплохой пример для следования ему в реальной жизни.

В то лето, когда я окончил первый класс, папа решил переехать домой в Хот-Спрингс. Он продал свою фирму по продаже «бьюиков» и перевез нас на ферму, раскинувшуюся на четырехстах акрах в нескольких милях к западу от города по Уайлдкэт-роуд. Там паслись коровы, овцы и козы. Чего там не было, так это теплого туалета. По этой причине в течение примерно года, что мы там прожили, в летнюю жару и зимнюю стужу нам приходилось ходить по нужде в деревянную кабинку во дворе. Впечатления это оставило незабываемые. Особенно мне запомнилось, как безобидный уж, который прижился у нас во дворе, глазел на меня через дырку, когда мне приходилось посещать это заведение. Впоследствии, когда я начал заниматься политикой, слова о том, что я когда-то жил на ферме с удобствами во дворе, звучали почти так же сенсационно, как если бы я родился в бревенчатой избушке.