Билл Клинтон - Моя жизнь

Мне нравилось жить на ферме, кормить животных и находиться среди них — вплоть до одного рокового воскресенья. Папа пригласил нескольких родственников, в том числе своего брата Реймонда с детьми, к нам на обед. Я отправился с Карлой, одной из дочерей Реймонда, погулять в поле, где паслись овцы. Я знал, что в стаде есть один злобный баран, которого следовало обходить стороной, но мы решили испытать судьбу. Это было большой ошибкой. Когда мы отошли от ограды примерно на сотню ярдов, баран увидел нас и бросился в атаку. Мы помчались к ограде. Карла была старше меня и бегала быстрее, так что она успела добежать до изгороди, а я споткнулся о большой камень и упал. Я понял, что баран догонит меня прежде, чем я добегу до изгороди, поэтому решил спрятаться за небольшим деревцем в нескольких шагах от нее. Я надеялся, что смогу спастись, бегая вокруг него, пока не прибудет помощь. Это было еще одной большой ошибкой. Вскоре баран нагнал меня и сбил с ног. Прежде чем я успел встать, он боднул меня в голову. Я был настолько ошеломлен и испытывал такую боль, что подняться уже не смог. А баран попятился, хорошенько разогнался и снова поддал мне изо всех сил. Он проделал это много раз, поочередно нанося мне удары то в голову, то в живот. Вскоре я был весь в крови, и мне было ужасно больно. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем появился мой дядя, поднял камень побольше и метнул его в животное, попав ему прямо между глаз. Баран только потряс головой и, очевидно ничуть не расстроенный, спокойно пошел прочь. Со временем мои раны затянулись, и остался лишь шрам на верхушке лба, который постепенно скрылся под волосами. А еще я узнал, что могу держать удар. К такому выводу я приходил еще пару раз в детстве и в последующей жизни.

Через несколько месяцев после того как мы переехали на ферму, мои родители стали ездить на работу в город. Папа разочаровался в фермерстве и стал менеджером по реализации запчастей в фирме дяди Реймонда, занимавшейся продажей «бьюиков», а для мамы в Хот-Спрингс нашлось столько работы, связанной с анестезией, что она не знала, как с ней справиться. Однажды, направляясь на работу, она подвезла женщину, которая шла в город. Когда они познакомились, мама спросила ее, не знает ли она кого-нибудь, кто приходил бы к нам и присматривал за мной, пока они с папой заняты на работе. В ответ та предложила свои услуги. Ее появление в нашем доме было одной из самых больших удач в моей жизни. Женщину звали Кора Уолтерс; это была настоящая бабушка, обладавшая всеми достоинствами сельской жительницы старой закалки. Мудрая, добрая, честная, добросовестная и глубоко верующая христианка, Кора стала членом нашей семьи на целых одиннадцать лет. Все ее родственники были хорошими людьми, и после того, как она ушла от нас, к нам стала приходить ее дочь, Мей Хайтауэр, которая проработала у мамы тридцать лет, до самой маминой смерти. Если бы Кора Уолтерс жила в другое время, из нее мог бы получиться превосходный священник. Благодаря ее примеру я смог стать лучше, а что касается моих грехов, совершенных тогда или позже, она к ним непричастна. Кора была старушкой крутого нрава. Однажды она помогла мне убить огромную крысу, которая разгуливала по нашему дому. Точнее, я ее обнаружил, а Кора прикончила под мои восторженные вопли.

Когда мы переехали на ферму, маму очень беспокоило то, что мне придется учиться в маленькой сельской школе, поэтому она записала меня в католическую школу св. Иоанна в центре города, где я проучился второй и третий классы. Все это время моей учительницей была сестра Мэри Амата Макги, прекрасный и заботливый, но очень строгий педагог. У меня в табеле частенько стояли отличные оценки, а вот по предмету под названием «гражданственность» (так у нас называлось поведение) — посредственные. Я любил читать и участвовать в конкурсах по орфографии, но слишком много говорил. Это было моей вечной проблемой в начальных классах, и, как говорят мои критики и многие из моих друзей, я с ней так до конца и не справился. Мне также однажды влетело за то, что я отпросился в туалет и слишком долго там пробыл, опоздав на ежедневную молитву. Меня пленяла католическая церковь с ее ритуалами и набожностью монахинь, но вот стоять на коленях на сиденье парты, опираясь на ее спинку и держа в руке четки, часто было невыносимо для неугомонного мальчугана, чей прежний церковный опыт ограничивался воскресной школой и посещением в летние каникулы школы по изучению Библии при Первой баптистской церкви в Хоупе.

После того как мы примерно год прожили на ферме, папа решил переехать в Хот-Спрингс. Он арендовал у дяди Реймонда большой дом на Парк-авеню, 1011, в восточной части города. Папа убедил маму в том, что ему удалось купить дом на свои и ее сбережения. Однако даже если сложить их доходы и учесть, что тогда на жилье уходила значительно меньшая часть расходов средней семьи, чем сейчас, я не представляю, как мы могли такое себе позволить. Дом стоял на холме; он был двухэтажным, с пятью спальнями и очаровательным небольшим танцзалом наверху, в котором имелась барная стойка, а на ней — подобие большого беличьего колеса с двумя огромными игральными костями. Очевидно, прежний владелец дома занимался игорным бизнесом. Я провел много счастливых часов в этом зале, где у нас бывали вечеринки и где мы с друзьями частенько просто играли.

Снаружи дом был выкрашен белой краской с зеленой отделкой. У него была наклонная крыша над передним входом и двускатная — над самим строением. Передний двор был построен в виде трехуровневых уступов; через средний уровень проходила дорожка, а между нижним и средним находилась выложенная из камня стена. Боковые дворики были маленькими, однако там хватало места для того, чтобы мама могла там предаваться своему любимому увлечению — садоводству. Особенно она любила выращивать розы, и каждый дом, в котором она жила, был окружен этими цветами. Так продолжалось до самой ее кончины. Мама легко загорала, покрываясь глубоким темным загаром, главным образом тогда, когда в майке и шортах окапывала почву вокруг цветов. С задней стороны к дому подходила покрытая гравием подъездная аллея, которая вела к гаражу на четыре автомобиля. Там же раскинулась и красивая лужайка с качелями, а по обеим сторонам аллеи шли заросшие травой откосы, спускавшиеся к улице Серкл-драйв.

Мы переехали в этот дом, когда мне было лет семь или восемь, и прожили в нем до тех пор, пока мне не исполнилось пятнадцать. Жизнь здесь была для меня увлекательной. На участке рядом с домом росли кустарник и цветы; он был окружен длинной живой изгородью, поросшей жимолостью и множеством деревьев, включая смоковницу, грушу и две дикие яблони, а перед домом стоял огромный старый дуб.