Суад Мехеннет - Мне сказали прийти одной [litres]

Как и Мариам, многие западные джихадисты выросли в проблемных или распавшихся семьях, где бедность, безработица и потрясения были нормой. В этом смысле она напомнила мне Перо, у родителей которого также были проблемы и чей отец провел какое-то время в тюрьме.

Также у Мариам было много общего с Хайят Бумедиен. Как и родители Бумедиен, мать и отец Мариам были разведены. Ее отец пил, а мать не слишком интересовалась Мариам и другими своими детьми. Еще ребенком Мариам приходилось заботиться о младших братьях и сестрах.

В Европе общество разобщено. ИГИЛ говорит о своей готовности принять в свое братство, круг друзей, семью любого: независимо от того, кто вы – араб, немец, мусульманин, американец, – мы все мусульмане. Оно показывает утопическую картинку, на которую легко покупаются многие новообращенные из Европы. Мариам жаждала того, что увидела на похоронах своего друга-мусульманина, – большой общины, где поддерживают каждого.

Когда я позвонила матери Мариам, у нее ко мне был всего один вопрос: «Сколько вы ей платите? Мы могли бы продать ее историю какому-нибудь таблоиду и получить пару сотен евро».

Я сказала, что ничего не плачу и что Мариам согласилась со мной поговорить.

Было похоже, что Мариам, как и Бумедиен, хотела бороться с теми, кого считала угнетателями. И роли здесь были расписаны очень понятно: «Америка, Европа, лидеры арабских государств – все выкачивают нефть и богатства из исламского мира и не делятся с бедными». Она сказала, что против ислама идет война. Для нее ИГИЛ и «Аль-Каида» были героями. Она говорила о «шейхе Усаме» и о «шейхе Абу Мусабе» и, наконец, о халифате.

– Но есть много учителей ислама, которые говорят, что это ненастоящий халифат, и выступают против ИГИЛ, – возразила я. – Что вы думаете об этом?

– Да, я знаю, – ответила она. – Я обсуждала это с братьями и сестрами в Интернете, и они объяснили, что всем этим учителям платят Запад и правительство. Все они лгут.

Я спросила ее о том, кто такие эти «братья и сестры».

– Они из халифата. Они говорят, что все, что пишут и рассказывают здесь в средствах массовой информации, – неправда и что жизнь там очень хорошая.

– А чего вам здесь не хватает в жизни? – спросила я.

– В Европе я не чувствую себя в безопасности. Все эти «правые» – они ненавидят мусульман.

– Но если речь идет о безопасности, зачем вы собираетесь в Сирию, где идет война?

– Наш долг – очистить эту землю от неверных, приехать туда и жить в халифате, – твердо сказала она. – А еще я хочу выйти замуж за настоящего мужчину, того, кто живет ради правильной веры и готов за нее сражаться.

Несколько моих источников из разведки говорили, что они наблюдают растущую привлекательность идеи халифата среди молодых людей в Европе, в том числе и среди женщин. Планы Мариам уехать в Сирию были реальными, и она уже представляла свое будущее там. Мужчина, за которого она собиралась выйти замуж, был тунисцем по происхождению, боевиком Исламского государства.

– Он приехал в Германию с группой других боевиков – йеменцев и чехов.

– Как они сюда добрались? – спросила я.

– Я точно не знаю. Думаю, через Тунис, но мы не говорим о таких вещах.

Я подумала, что она, должно быть, слишком наивна, чтобы понимать, какой опасности подвергается, пока Мариам не добавила:

– Я не хочу знать никаких подробностей. В общине так много информаторов, а разведывательные службы прослушивают телефоны и читают сообщения, так что, когда я чего-то не знаю, я не могу об этом рассказать.

Она улыбнулась.

Я задалась вопросом, не хотела ли этой фразой девушка сказать мне, что она не такая невинная, какой кажется.

– А что они здесь делают? – спросила я.

Она ответила, что они куда-то ходят и встречаются с людьми, но жених не говорит ей, куда и с кем. Однажды Мариам и ее друг побывали в Берлине в мечети под названием «Дом мира», где ее возлюбленный пришел в ярость от проповедей имама против Исламского государства. «Он сказал… эти люди – неверные», – сообщила Мариам.

Я спросила, любит ли она своего будущего мужа.

– Он красивый и любит нашу веру, – начала она. – Но нам очень трудно общаться, потому что он говорит по-арабски и по-французски, а я – только по-немецки и чуть-чуть по-английски.

Она должна была стать второй женой. Девушка переживала, что будет ревновать.

– Но вы все равно хотите стать второй женой?

– Да. Я верю, что нашла правильного мужчину. – Она взяла несколько ломтиков картофеля. – А вы не хотите выйти замуж и иметь детей? Вам чего-нибудь сейчас не хватает в жизни?

Я откусила большой кусок от своего чикенбургера, и не потому, что проголодалась, а потому, что хотела несколько секунд подумать над ответом.

– Если вы спрашиваете о том, хочу ли я выйти замуж и иметь детей, то – да, это было бы чудесно, – сказала я, думая, что на этом наш разговор закончится.

– Возможно, я могу спросить своего будущего мужа, не знает ли он кого-то из братьев, кто ищет себе еще жену, – со смехом сказала она.

Я поблагодарила Мариам за любезное предложение, но сказала, что это совсем не для меня. Тем не менее, я спросила девушку, не могу ли встретиться с ее будущим мужем.

– Может быть, мы могли бы где-нибудь выпить кофе или поесть еще этих чикенбургеров?

Было непохоже, что он согласится, но я решила, что попытаться стоит. Она пообещала спросить и перезвонить мне.

Наш разговор с Мариам состоялся в декабре 2014 года, всего за месяц до терактов в Париже. Я пыталась связаться с ней позже, но ее телефон был отключен.

«Должно быть, она уехала», – подумала я.

Интересно, не встретятся ли они с Хайят Бумедиен?

Тем временем меня пригласили в одно из самых известных немецких ток-шоу Гюнтера Яуха, чтобы обсудить теракты в Париже, карикатуры на Мухаммеда и то, что может за этим последовать. Приглашение меня нисколько не вдохновляло. Да, я была профессиональной журналисткой. Да, я много лет писала об экстремизме и так называемой войне против террора. Но я знала, что есть очень большой риск того, что на таком шоу мне назначат роль «мусульман». Тем не менее, приглашение я приняла. Может быть, это будет удобный момент, чтобы построить связи, чтобы все объяснить и достучаться до мудрых и скромных мусульман и других людей, которые тоже могут высказаться и принять участие в конструктивном обсуждении.

Другими гостями студии были министр внутренних дел Германии, генеральный директор издательского дома «Алекс Шпрингер» и немецкий журналист и бывший ведущий программы новостей, много лет живущий во Франции. Мы обсуждали свободную прессу, причины, по которым такие группировки, как «Аль-Каида» и ИГИЛ, призывают убивать карикатуристов и так далее.

Я ясно дала понять, что убийство карикатуристов и журналистов неприемлемо по законам ислама в моем понимании и по моим собственным принципам, даже если люди и не согласны с тем, что они рисуют или пишут. Гюнтер Яух спросил, почему такие рисунки не появляются на первых страницах «Нью-Йорк таймс» или «Вашингтон пост». Я объяснила, что ведущие американские газеты не публикуют сатирические или оскорбительные рисунки, которые могут вызвать гнев представителей какой-либо расы или вероисповедания.