Павел Басинский - Лев Толстой. Свободный Человек

Над Страховым смеялись. В газете «Петербургский листок» писали: «Гением признает графа Толстого один только Страхов». «Петербургская газета» утверждала, что над такими критиками «можно порой посмеяться, когда они измыслят что-нибудь особенно дикое, вроде, например, заявления о мировом значении романов графа Льва Толстого». Пародист Дмитрий Минаев напечатал стихи:

П о в р е ж д е н н ы й к р и т и к (бредит):

Да, гений он!..

Постой, постой!..

Кто — Бенедиктов?

К р и т и к:

Лев Толстой!..

Н е к т о:

Ты покраснел, я вижу… Дело!..

Болтать нельзя, без краски, зря.

Достоевский сперва назвал «Войну и мир» «помещичьей литературой» и только позже в «пушкинской речи» поставил в один ряд Татьяну Ларину и Наташу Ростову.

Салтыков-Щедрин говорил, что это «болтовня нянюшек и мамушек», что все военные сцены — «ложь и суета», а Багратион и Кутузов — «кукольные генералы».

Тургенев писал: «…как это всё мелко и хитро, и неужели не надоели Толстому эти вечные рассуждения о том — трус, мол, я или нет? — Вся эта патология сражения? Где тут черты эпохи? Где краски исторические?» Потом он признает, что «в этом романе столько красот первоклассных, такая жизненность, и правда, и свежесть, что нельзя не согласиться, что с появлением “Войны и мира” Толстой стал на первое место между всеми нашими современными писателями».

Работа над «Войной и миром» подорвала здоровье Толстого. Последние главы он писал, превозмогая мучительные головные боли.

Наконец, это привело к серьезному психическому срыву, который в биографической литературе о Толстом называют «арзамасским ужасом», придавая этому событию знаменательное и судьбоносное значение. В «арзамасском ужасе» пытаются найти разгадку «духовного переворота» Толстого, который случится десять лет спустя, и даже объяснение его «уходу» из Ясной Поляны в 1910 году. На самом деле — это тоже мифология.

В реальности же было вот что. В сентябре 1869 года, когда Толстой работал над последними корректурами «Войны и мира», он решил отвлечься и, найдя в газете объявление о продаже имения в Нижегородской губернии по дешевой, как он решил, цене, отправился его «приобретать». В то время Толстой — не только писатель, но и помещик, «стяжатель», верный наследник своего отца, который потратил много сил на приобретение земли.

Толстой в течение первых семи лет семейной жизни редко покидал Ясную Поляну. И каждый такой отъезд был для него не простым событием. Жизнь в усадьбе шла размеренная, по часам: ранние прогулки и кофе, поздние завтраки и обеды, писательство, работы по имению, занятия с детьми и т. д. И вот, оказавшись в сентябре 1869 года в арзамасской гостинице, Толстой неожиданно испытал «ужас». Жене он написал об этом на следующий день: «Третьего дня в ночь я ночевал в Арзамасе, и со мной было что-то необыкновенное. Было 2 часа ночи, я устал страшно, хотелось спать, и ничего не болело. Но вдруг на меня нашла тоска, страх, ужас такие, каких я никогда не испытывал».

При нем был слуга Сергей Арбузов. В воспоминаниях о жизни с графом, впоследствии опубликованных, Сергей ни слова не говорит об «арзамасском ужасе», хотя видно, что глаз у него был острый. На следующий день в дороге Толстой вновь испытал это чувство, но, как он пишет жене, уже был готов к нему и потому не так испугался.

Однако спустя 15 лет, в «Записках сумасшедшего», Толстой вспомнил об «арзамасском ужасе» и придал ему совсем другой смысл. Он объяснил это страхом смерти. Но в письмах жене 1869 года он ничего не говорил о страхе смерти. В то время эта проблема еще не так волновала его, как будет волновать через 15 лет, в 1884 году, в разгар «духовного переворота».

Есть подозрение, что Толстой по-писательски «обманул» с «арзамасским ужасом». Пусть и необычный, но не исключительный случай из своей жизни он использовал для литературного произведения уже в символическом ключе.

В семидесятые годы написаны «Анна Каренина» и «Кавказский пленник» — два шедевра Толстого, большой и маленький. Об «Анне Карениной» Владимир Набоков сказал, что это «лучший русский роман», а затем добавил: «А, собственно, почему только русский? И мировой — тоже». Тогда же создается «Азбука» — книга-хрестоматия, которую, гордо считал Толстой, должны прочитать все дети, от крестьянских до императорских.

Толстой — в зените славы! Его образ этого времени точно отражен в портрете Ивана Николаевича Крамского. Перед нами — русский богатырь, и физический, и духовный. История создания этого портрета была забавной. Толстой категорически не желал «позировать». Между тем меценат Павел Михайлович Третьяков для своей коллекции заказал Крамскому, уже очень известному в то время художнику, портрет Толстого. Крамской ответил письмом: «…употреблю все старания, чтобы написать портрет графа Толстого». Но как? «Модель» капризничает! И тогда Крамской летом 1873 года снял дачу на станции Козлова Засека близ Ясной Поляны. Он стал наблюдать за Толстым, стараясь схватить его подлинные черты. Наконец в дело вмешалась Софья Андреевна. Она уговорила мужа позировать Крамскому, но с условием, что тот сделает еще копию — лично для нее.

Забавна реакция Крамского на знакомство с Толстым. Он писал И. Е. Репину: «А граф Толстой, которого я писал, интересный человек… Даже на гения смахивает».

По воспоминаниям Сергея Львовича Толстого, отец всё-таки устал от позирования, и туловище Крамской дописывал уже без него, набив соломой его рубаху. И это чувствуется в портрете — голова и кисть руки существуют как бы отдельно от туловища.

После «Анны Карениной» Толстой вновь берется за исторический труд. Он хочет написать роман о Петре I. Больше тридцати раз он начинал писать роман, собрав огромное количество документального материала. Но Петра I в версии Льва Толстого мы так и не имеем. Эту миссию выполнит другой, «третий» (после Алексея Константиновича и Льва Николаевича) Толстой, «красный граф» Алексей Николаевич.

Есть несколько объяснений, почему «первый» Толстой не осилил первого Петра.

Во-первых, он понял, что не чувствует глубоко быта и языка той эпохи. Это мешало ему проникнуться ее духом.

Во-вторых, почти все главные герои «Войны и мира» — фактически его родственники. Это его деды (Ростов и старый Болконский), мать (княжна Марья), отец (Николай Ростов), Таня и Соня Берс (Наташа). То же и с «Анной Карениной», где история любви, женитьбы и семейной жизни Левина и Кити почти в точности повторяет историю самого Льва Николаевича и Сонечки.

А кто были ему Петр I и Меншиков? Только исторические фигуры. При всем масштабе художественного дара и мощи фантазии Толстой — очень интимный писатель. Может быть, в этом и состоит главный секрет того, почему «Война и мир» и «Анна Каренина» и сегодня читаются как живые и трепетно современные вещи.