Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

В июле Джек наконец смог вырваться в Сан-Хосе, к любимой. Они решили устроить велосипедную прогулку и пикник. Джек чувствовал себя победителем и не скрывал своих литературных планов и надежд. Мэйбл поинтересовалась, сколько он заработал своими рассказами, он назвал цифру (а уж он-то точно знал, сколько!), в ответ она… расплакалась. Мэйбл не считала, что он одержал победу. На эти деньги прожить невозможно. Куда лучше, если он пойдет на почту — там верный и стабильный доход, и они смогут пожениться. И вот тогда он признался, что отказался от должности, когда открылась вакансия. Как же так? Значит, он ее обманывал? Ведь он писал ей [157] См.: London J. Letters of Jack London: in 3 vol. Vol. I. C. 50. , обещал… Вероятно, примерно так развивался разговор. Биографы утверждают: Джек пытался переубедить Мэйбл, прочитал ей новый рассказ, видимо, надеясь, что он произведет впечатление и убедит ее в блестящих литературных перспективах, но, на вкус высокообразованной и высоконравственной подруги, тот был слишком груб, изобиловал просторечиями и показывал жизнь слишком жестокой и непривлекательной. В общем, нечего и мечтать зарабатывать на жизнь сочинением подобных историй. Тем более что и платят за них сущие гроши. Может быть, он все-таки бросит это занятие и займется чем-нибудь более надежным и серьезным? Подыщет службу?

Вот так и закончился этот роман. Возвышенный и красивый, но с самого начала обреченный: уж очень разными они были людьми. Мы можем только догадываться, какую глубокую и болезненную рану нанес Джек Мэйбл Эпплгарт. Во всяком случае, замуж девушка так и не вышла: видимо, слишком много времени и душевных сил потратила на Джека. Что касается писателя… О его чувствах судить легче — у нас есть роман «Мартин Иден», а в нем — Руфь Морз и вся история их отношений. Р. Балтроп называет Руфь «слабым и жалким созданием» и утверждает, что Лондон «так и не простил Мэйбл неверия в его силы». Это, конечно, не совсем так. Автор романа сурово судит свою героиню, но и любуется ею, и признает, что она очень много сделала для главного героя. В самом деле, сумел бы Джек Лондон «подняться», если бы не Мэйбл Эпплгарт и его любовь к ней?

Вторая половина 1899 года для Джека Лондона (как, впрочем, и первая) — время очень напряженной работы. По свидетельствам исследователей творчества писателя, за предыдущий год он сочинил около семидесяти текстов. Разнообразие их поражает: рассказы, шутки, стихотворения (лирические, сатирические, юмористические; среди них есть даже сонет и триолеты!), статьи, очерки, зарисовки и сценки, одна повесть. Это объяснимо: он искал путь на страницы газет и журналов, пробовал, разочаровывался и пробовал снова. Источником разнообразия были, разумеется, не «терзания художника», а причины куда проще — деньги. Теперь, «пробившись», он сосредоточился на том, что принесло успех и могло принести серьезные гонорары — на рассказах о Севере и золотоискателях. Прислушался он, видимо, и к совету Бриджа: не замыкаться на «высоколобых» журналах «с репутацией» (тех, что выходят ежемесячно и продаются от 25 центов за номер и выше), а попытать счастья в изданиях попроще — ценой в 10 центов, а также в еженедельниках развлекательного характера — на Востоке их сейчас немало. Поэтому если и случались «отступления», то они имели исключительно финансовую подоплеку. Пример: тогда же, в июле, журнал «Космополитэн», незадолго до того приобретенный медиамагнатом У. Р. Херстом, объявил конкурс с премией в 200 долларов за лучший очерк на тему «Что теряет тот, кто действует в одиночку?». В обществе индивидуалистов тема скандальная, но Херст (создатель, между прочим, «желтой прессы») уже тогда уяснил, что скандал — исключительно выгодное дело.

Статья Лондона называлась «Что теряет общество при господстве свободной конкуренции». Тема для него — излюбленная. Не раз выступал он с обличением капитализма — на собраниях оклендских социалистов, в городском парке, в «берлоге» Луи Савара и Элама Харниша на Клондайке, перед друзьями из круга Эпплгартов. Поэтому, конечно, нашел необходимые аргументы и красноречивые примеры пагубности основополагающих капиталистических принципов. Да и Маркс со Спенсером ему помогли. Вероятно, он опасался, что его статья покажется слишком радикальной для журнала Херста, но удержаться не мог и высказал всё, что хотел. Херсту же было наплевать на убеждения (это он не раз демонстрировал в прошлом, продемонстрирует и в будущем), и… Лондону присудили первую премию!

Тогда же он написал, не скрывая гордости (впрочем, и сарказма), Клаудсли Джонсу, своему корреспонденту и почитателю: «Горжусь этим <���премией>. Пожалуй, я единственный социалист, которому удалось заработать на своем социализме».

Кстати, о Джонсе. Переписка и заочная дружба между ним и Лондоном начались в феврале 1899 года, после того, как Джонс прочитал первые рассказы Лондона, опубликованные в «Оверленде». Джонс подвизался почтовым служащим в Харольде, небольшом городке (точнее, поселке) к северо-востоку от Окленда, на границе с пустыней Мохаве. По убеждениям он также был социалистом, мечтал (и пытался) стать писателем. Прочитав «За тех, кто в пути» и «Белое безмолвие», как он сам признавался, «был потрясен талантом автора» и написал на адрес журнала «Оверленд», а оттуда передали письмо Лондону. Лондон ответил. Так началась их переписка. Они регулярно и весьма интенсивно обменивались письмами на протяжении трех лет, а дружить продолжали до самой смерти Лондона. Джеку, начинающему писателю, было, конечно, непривычно и лестно внимание почитателя, а близость возраста и убеждений (да и положение «мэтра») способствовали сближению.

Первое письмо Лондона Джонсу датировано 7 марта, второе — 15-го, третье — 30 марта. Их переписка открывает немало интересного. Совершенно справедливо подметил Р. Балтроп: Джек изобрел особую манеру письма для Джонса — в стиле «откровенного, живого мужского разговора» [158] Балтроп Р. Джек Лондон: человек, писатель, бунтарь. С. 86. , представляя себя в образе этакого крепко битого жизнью парня. И, конечно, привирает. Его окружают друзья (на самом деле он одинок — с Тэдом Эпплгартом переписывается, но не встречается; Фред Джекобс на войне, на Филлипинах; с приятелями-социалистами не общается, на диспуты не ходит — недосуг). Он с удовольствием волочится за женщинами (в действительности ведет «монашеский» образ жизни, хотя и утверждает: «Я, несомненно, был рожден для полигамного общества»). Не дурак выпить (по сути, нет ни времени, ни денег, ни желания). Небогат, но и не бедствует, охотно дает взаймы, когда к нему обращаются товарищи-моряки, «севшие на мель» (как раз в марте ему пришлось силой вытрясать из «Оверленда» невыплаченный гонорар). Предпочитает хорошо сшитые костюмы и вообще любит щегольнуть (в очередной раз отнес в ломбард плащ, доставшийся в наследство от отца) и т. д. и т. п. Однако в этой «лжи», похоже, совершенно нет понятного (и простительного) желания покрасоваться перед почитателем. Тут иное: Джек видел себя таким в будущем. Он хотел стать именно таким, каким рисовался в письмах Клодели Джонсу.