Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

Подробности первой их встречи неизвестны, но наверняка среди прочего говорили они о новых произведениях писателя. Именно тогда Лондон изложил ему идею «Писем Кэмптона и Уэйса» и нашел у издателя поддержку. По воззрениям последний был либералом и прогрессистом. Видимо, поэтому поддержал Бретт и совершенно сумасшедшую идею писателя: задержаться на две-три недели в Лондоне, «нырнув» на дно трущоб Ист-Энда, с тем чтобы в обличье бродяги изучить его жизнь изнутри, а затем написать об этом книгу. Ее Бретт обещал издать. По планам «Америкэн Пресс Ассошиэйшн», прежде чем направиться в Южную Африку, Лондон должен был взять интервью у нескольких британских генералов, воевавших против буров. Две-три недели на это уйдут, а потому можно параллельно заняться изучением мира столичных трущоб — так предполагал писатель.

30 июля на пароходе «Маджестик» он отплыл из Нью-Йорка и уже вскоре оказался в Лондоне. Здесь его ожидали новые известия: запланированная поездка в бывший Трансвааль отменялась, интервьюировать доблестных вояк не надо, можно возвращаться — обратный билет оплачен…

Но Джек Лондон — впервые в британской столице, да и планы имеются, а то, что денег у него осталось совсем немного — не беда! С его-то опытом жизни без средств — неужели это проблема?

Ирвинг Стоун писал, что намерение превратиться в обитателя трущоб возникло у Лондона спонтанно. Но это, видимо, не так, если с дороги, накануне отплытия, он писал Анне Струнской:

«Через неделю я буду в Лондоне. Там у меня всего два дня на приготовления, а потом я исчезну с глаз долой, чтобы наблюдать коронацию (а он прибыл действительно как раз к коронации недавно взошедшего на престол Эдуарда VII. — А. Т) как рядовой представитель лондонского мира животных, ибо они и есть животные, но, наверное, как и в обитателях нью-йоркских трущоб, в них тлеет искра божья».

Всё, что последовало затем, хорошо известно: в первых очерках (если угодно — главах) книги «Люди бездны» Лондон описал, как и что он делал, чтобы проникнуть в трущобы Ист-Энда и освоиться. Нет смысла пересказывать книгу — в свое время с разной степенью подробностей ее пересказывали и Стоун, и Балтроп, и Фонер, и многие другие биографы писателя. Лучше «Людей бездны» прочитать. Но уже с начальных страниц видно, какое глубокое и сильное впечатление произвела на писателя даже первая встреча с этим миром:

«На улицах Лондона нигде нельзя избежать зрелища крайней нищеты: пять минут ходьбы почти от любого места — и перед вами трущоба. Но та часть города, куда въезжал теперь мой экипаж, являла сплошные, нескончаемые трущобы. Улицы были запружены людьми незнакомой мне породы — низкорослыми и не то изможденными, не то отупевшими от пьянства. На много миль тянулись убогие кирпичные дома, и с каждого перекрестка, из каждого закоулка открывался вид на такие же ряды кирпичных стен и на такое же убожество. То здесь, то там мелькала спотыкающаяся фигура пьяницы, попадались и подвыпившие женщины; воздух оглашался резкими выкриками и бранью. На рынке какие-то дряхлые старики и старухи рылись в мусоре, сваленном прямо в грязь, выбирая гнилые картофелины, бобы и зелень, а ребятишки облепили, точно мухи, кучу фруктовых отбросов и, засовывая руки по самые плечи в жидкое прокисшее месиво, время от времени выуживали оттуда еще не совсем сгнившие куски и тут же на месте жадно проглатывали их. На всем пути нам не попалось ни одного экипажа, и детям, бежавшим сзади нас и по бокам, мы казались, верно, посланцами из какого-то неведомого и лучшего мира. Всюду, куда ни обращался взор, были сплошные кирпичные стены и покрытые грязной жижей мостовые. И над всем этим стоял несмолкаемый галдеж. Впервые за всю мою жизнь толпа внушила мне страх. Такой страх внушает морская стихия: сонмы бедняков на улицах представлялись мне волнами необъятного зловонного моря, грозящими нахлынуть и затопить меня» [171] Цит. по: Лондон Дж. Собрание сочинений: В 14 т. Т. 3. М., 1961. С. 11–12. Пер. с англ. В. Лимановской. .

Не «затопили»: он довольно быстро адаптировался, и, по его словам, «когда попал… на Восточную сторону, то с радостью почувствовал, что освободился от страха перед толпой». «Я стал частью ее, — писал Лондон. — Огромное зловонное море захлестнуло меня — вернее, я сам осторожно погрузился в его пучину». Вот именно что «осторожно погрузился». И превратился в «чужого среди своих», хотя и считал, что в этом «море» он — как раз свой. Но был, конечно, чужаком. Потому что наблюдал жизнь Ист-Энда, хотя изнутри и с сочувствием, но все же — со стороны. Потому что всегда мог «всплыть»: в курсе его «погружения» была местная полиция, он мог передохнуть (и досыта поесть!) на съемной квартире, да и золотой соверен (так, на всякий случай!) был зашит в подкладку его фуфайки. Его «товарищи» были лишены всего этого. К тому же писатель знал, что он здесь временно, а они — навсегда.

Но, к чести Лондона, необходимо сказать, что исследование он провел разностороннее, подробное. Судя по очеркам, от его взгляда не укрылись, пожалуй, ни одна важная деталь жизни и быта и даже особенности мироощущения столичных обездоленных. Да и портреты обитателей «дна» — знакомцев «туриста» — получились живописные!

«Люди бездны» открыли еще одну, совершенно новую грань таланта писателя — публициста-расследователя. В этом смысле Лондон один из ярких предшественников современных ему и грядущих «разгребателей грязи» — Л. Стеффенса, И. Тарбелл, Э. Синклера и др. Очевидно и то, что на книгу о лондонских трущобах его вдохновила книга Джейкоба Рииса, корреспондента The New York Sun, который изучал нью-йоркские трущобы и их обитателей. Но тот наблюдал их почти десять лет, а Лондон — только несколько недель. Все это время писатель не только жил среди обездоленных, он «выныривал» и по горячим следам (пока новые впечатления не стерли прежние) писал на съемной квартире свою книгу.

Жизнь в трущобах да и книга дались ему нелегко. Тогда же он писал Анне Струнской из Лондона: «Я чувствую себя совершенно больным в этой преисподней, именуемой Ист-Эндом и населенной живыми людьми».

По художественным достоинствам и полемическому накалу очерки Лондона явно превосходят произведения упомянутых авторов (художник все-таки!), но что касается обобщений и анализа — здесь Лондон уступает своим современникам и «коллегам». Сказывается многое: краткость пребывания в трущобах, несколько высокомерный американизм писателя (он сравнивает, к примеру, физическое состояние американских и британских нищих — их рост, вес, умственные способности), идеологические шоры и предубежденность выходца «из народа». Играет свою роль и социал-дарвинизм Лондона. А чего стоят его конспирологические построения! Не раз звучит в книге мысль, что всё это, мол, заговор империалистов, стремящихся извести «лишнее население».