Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

Потеря дома, который обошелся писателю почти в 80 тысяч долларов (вместо запланированных изначально тридцати), была, разумеется, катастрофой. Постройка не была застрахована — просто потому, что у Лондона (впрочем, как всегда!) не было свободных средств.

Но что значат материальные потери по сравнению с моральными утратами? Гибель дома стала прежде всего именно моральной утратой. Потому что это была гибель Мечты. От этого Лондон так никогда и не оправится.

Герой наш, как знаем, давно привык жить по принципу: «я так хочу», что ему в основном удавалось. И на этот раз он не собирался отступать — достаточно вспомнить слова Джека на пепелище, приведенные супругой. Но обстоятельства оказались сильнее его.

Можно сказать: после пожара что-то в человеке надломилось. Но можно выразиться и по-другому: изменился фокус его восприятия жизни. Все вокруг приобрело какую-то новую отчетливость, проявились и стали значимы детали, на которые прежде Лондон не обращал внимания или просто не видел.

Это состояние хорошо знакомо тем, у кого в силу возраста или иных причин возникает необходимость надеть очки — мир преображается. Конечно, это — метафора. В случае с нашим героем всё, разумеется, и глубже, и серьезнее: здесь, скорее, происходила переоценка ценностей.

Для Лондона «преображение» началось в 1912 году. Через некоторое время после возвращения из плавания вокруг мыса Горн Чармиан сообщила супругу, что вновь ждет ребенка. Увы, беременность длилась недолго — случился выкидыш. Лондону стало понятно, что отцом ему более не стать и сына, о котором он так мечтал, у него не будет.

Этим обстоятельством были обусловлены попытки сближения с дочерьми — прежде всего, со старшей, Джоан (младшая, Бекки, была, по его мнению, еще слишком мала).

В связи с последним небольшое отступление. Давным-давно, когда работа над биографией писателя еще не предполагалась, автор этих строк читал. книгу Джоан Лондон «Джек Лондон и его время» [260] London J. Jack London and His Times: An Unconventional Biography. N. Y. Seattle: Univ. of Washington Press, 1968. и поразился тому, что дочь писателя была яростной социалисткой — куда убежденнее и последовательнее отца. Подумалось тогда: должно быть, их связывали особо доверительные отношения.

На поверку оказалось совсем не так. Уйдя из семьи, Лондон мало интересовался жизнью дочерей, если и встречался с ними, то урывками. Впрочем, предоставим слово Джоан, которая в своей книге об отце писала:

«Он… не преуспел… в отцовстве. Две его дочери взрослели, живя с мамой в Окленде. Когда они были маленькими, он особенно о них не вспоминал — частых, но очень коротких посещений ему вполне хватало».

К тому же, даже при этих «коротких посещениях», вспоминала Джоан, «от папы всегда пахло спиртным».

«Более двух лет он отсутствовал, путешествуя на “Снарке”. Если бы после возвращения он стал приезжать, тогда в их отношениях мог бы случиться прорыв. Но после южных морей он был сильно занят делами на ранчо и появлялся в Окленде куда реже, чем прежде. Между тем девочки росли, взрослели, и для них Джек Лондон представлялся скорее некой эфемерной фигурой, появлявшейся вдруг из ниоткуда на мгновение; им казалось совершенно невероятным, что он их отец — они его совсем не знали» [261] London J. Jack London and His Times. N. Y. Seattle, 1968. P. 324. .

Начиная с конца 1912-го, попытки сближения с дочерьми со стороны Джека стали настойчивыми. Он увеличил содержание бывшей жене, приезжал, гулял с девочками, приглашал их и Бесси пожить на ранчо (даже предлагал закрепить за ними в доме постоянные комнаты). Впрочем, единственный их визит закончился скверно. Чармиан, которая, безусловно, ревновала Джека к прежней семье, устроила скачки на лошади — рядом с тем местом, где ее супруг расположился на пикник с детьми и их матерью. Да и сама атмосфера разгула, царившая на ранчо, по мнению матери, могла оказать на девочек дурное влияние, а потому Бесси отказалась от дальнейших посещений.

Повзрослевшая на четверть века Джоан (свою книгу она писала в 1930-е) понимала, что руководило Лондоном: «Он хотел ребенка, мечтал о сыне от второй жены, но дочь, которую родила ему Чармиан через год после возвращения Калифорнию, прожила всего несколько дней… Через несколько лет он попросил Джоан и маленькую Бекки приехать на ранчо и погостить — пожить, познакомиться, лучше узнать друг друга; девочки попали в непонятную для них ситуацию — с мамой расставаться они совсем не хотели».

Лондон пытался завязать с Джоан переписку, но дальше нескольких ответов, вероятно, написанных не без участия матери, дело не пошло. Это не были происки Бесси. Отнюдь. Это было решение дочери: она не могла простить отцу измены. К тому же ей было 12 лет — начало переходного возраста, тяжелый период.

Вскоре после пожара отец написал Джоан письмо. Она не ответила. Через два дня он написал еще: «Мой дом, в котором так никто и не жил, сгорел дотла, а от тебя я не получил ни слова. Когда ты болела, я навещал тебя. Я принес тебе канарейку и цветы. Теперь я болен (это — правда, вскоре после пожара Лондон заболел. — А. Т.), а ты молчишь. Мой дом — моя мечта — уничтожен. А тебе и сказать нечего… Джоан, дочь моя, пожалуйста, запомни, что мир принадлежит честным, правдивым и справедливым, тем, кто громко говорит правду, тем же, кто молчит, лжет и обманывает самим своим молчанием, превращая любовь в посмешище, а отца — в право на бесплатный обед, тем мир никогда не будет принадлежать. Не думаешь ли ты, что мне пора, наконец, получить от тебя весточку? Или ты хочешь, чтобы я навсегда потерял к тебе интерес?» [262] Цит. по: Балтроп Р. Джек Лондон: человек, писатель, бунтарь. С. 169.

Были там и слова о матери — что она не может быть объективной, ревнует, но это только потому, что «ревность — свойство женской натуры».

Как мы видим, письмо — жесткое, если не сказать жестокое. Джоан ответила (под нажимом матери или нет?): «Папа, ну, я прочитала Ваше письмо, прочитала его два раза и внимательно… я довольна той обстановкой, в которой живу… меня возмущает Ваше мнение о маме — она хорошая мама, и что, вообще, в этом мире может быть важнее, чем замечательная мать?.. А теперь, папа, поскольку этот вопрос мы обсудили, можно мы не будем уже к нему возвращаться? Мне нечего больше сказать по этому поводу…»

Лондон написал еще. Джоан ответила: «Пожалуйста, папа, пожалуйста, — пусть это письмо станет последним из тех ужасных писем, которыми Вы заставляете меня отвечать Вам. Мне так больно писать их, но Вы требуете от меня ответов, а по-другому я не могу — на Ваши письма могут быть только такие ответы» [263] Фрагменты писем 1912–1913 годов старшей дочери отцу цит. по: Haley J. M. Wolf. The Lives of Jack London. P. 284. .

В 1915-м их переписка возобновится, но на тот момент (в 1913-м) это были последние письма от дочери [264] «В последние годы жизни отца переписка вытеснила личное общение, — сообщает Джоан, — в Калифорнии он бывал редко… Но, поскольку дочери подросли и поумнели, благодаря письмам они сблизились». Однако здесь она скорее выдает желаемое за действительное, потому что буквально тут же сообщает: «К сожалению, его уход произошел до того, как отношения наладились. По-другому и быть не могло: люди должны жить рядом» (цит. по: London J. Jack London and His Times. P. 324). .