Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

В январе 1915 года в составе «президентского пула» Лондон по поручению Cosmopolitan (еще одно платное мероприятие!) должен был отправиться в Панаму — к строительству Панамского канала издания Херста проявляли повышенный интерес, — но поездка сорвалась. Писатель решил воспользоваться случаем и отправиться с Чармиан на Гавайи (жену, разумеется, в Панаму он взять с собой не мог, и она планировала погостить у кузины).

Из Сан-Франциско в Гонолулу они отплыли 24 февраля и через несколько дней уже нежились на гавайском пляже.

Пять месяцев, проведенные в райском уголке, должны были стать счастливым «возвращением в прошлое». Но не стали.

Чармиан в книге пишет об этом периоде довольно лаконично, явно избегая подробностей. В принципе, можно понять (хотя не говорится об этом прямо), что она возлагала надежды на гавайский «отпуск». Прежде всего, в том, что касалось здоровья супруга. К. поездке оно совсем расстроилось: Джек совершенно не слышал правым ухом; у него обострились многие давние проблемы, к тому же, и уже несколько лет донимавший ревматизм. Мучили головные боли, одолевала бессонница. Но, главное, не отпускало нервное напряжение: он был постоянно взвинчен — с этим справиться не удавалось ни врачам (впрочем, к их советам Джек не особо прислушивался), ни Чармиан, ни самому Лондону. У него, правда, имелось средство, и он им, разумеется, пользовался: выдав очередную норму в тысячу слов, «угощался», а потом отправлялся в местный яхт-клуб, где играл в карты и продолжал «угощаться».

Горячий песок и солнце справились с ревматизмом, удалось подлечить и другое. Глухота осталась. Расслабляющая атмосфера, вероятно, повлияла и на расшатанные нервы. Впрочем, об этом Чармиан не сообщает — видимо, особенного улучшения в этом направлении она не увидела. Но едва ли могло быть иначе — «рабский» труд никуда не делся: ежедневную норму он «выдавал на гор» неукоснительно.

В то время Джек Лондон создавал одну из своих самых успешных в коммерческом плане книг, «Джерри-островитянина».

«Хочу уверить Вас заранее, — писал он тогда же Джорджу Бретту в Нью-Йорк, — что Джерри — нечто единственное в своем роде, нечто новое, не похожее на все, что пока существует в беллетристике — и не только под рубрикой “литературы о собаках”, но в художественной литературе вообще. Я напишу свежую, живую, яркую вещь, портрет собачьей души, который придется по вкусу психологам и по сердцу тем, кто любит собак».

Несмотря на похвальбу (последние два-три года иначе он о своих новых книгах не говорил, полагая, видимо, что подобная реклама поможет выжать из издателей по максимуму; впрочем, может быть, он действительно верил в то, что писал), книга в самом деле получалась «живой и свежей». И пришлась «по вкусу и по сердцу тем, кто любит собак». Но «новизна» ее, конечно, относительна. Особенно, если вспомнить его же замечательный «Зов предков». Писался «Джерри-островитянин» легко. Ежедневную тысячу слов Лондон выдавал, по воспоминаниям Чармиан, за полтора-два утренних часа и постоянно звал ее, чтобы прочитать тот или иной фрагмент, который, как ему казалось, удался особенно.

Обратно в Калифорнию они вернулись летом. Кроме «Джерри», Джек написал также несколько статей о Гавайях для Херста (их тогда же опубликовал Cosmopolitan), но рассказов на этот раз не сочинял.

Чармиан в своей книге почти ничего не говорит о том, что происходило после возвращения. Отмечает только, что здоровье супруга немного улучшилось, да упоминает, что на ранчо приезжали Эдгар Сиссон (редактор журнала Collier’s) и Ч. Годдард — вели переговоры по поводу новеллизации сценариев последнего и превращения их в роман («Сердца трех») [283] См.: London Ch. The Book of Jack London: in 2 vol. Vol. II. P. 314, 318. . Впрочем, об этом мы рассказывали в предыдущей главке. Напомним только, что за работу Лондону было обещано 25 тысяч долларов, и часть уплачена сразу по подписании договора. Видимо, большой популярностью пользовался у американцев сериал ( The Perils of Pauline), к которому Годдард писал сценарии (на тот момент — ноябрь 1915 года — съемки и показ сериала продолжались).

Вообще, материальное положение Лондона улучшилось. Хорошо платили херстовские издания, платил Бретт, да еще «Авторской лиге», к которой Лондон присоединился в 1914 году, удалось урегулировать проблему писательских прав на экранизации. Отчисления за последние принесли Лондону в 1915–1916 годах не меньше 20 тысяч долларов [284] Sinclair A. Jack: A Biography of Jack London. N. Y., 1979. P. 223. .

Вполне можно было браться за восстановление «Дома Волка» — средства позволяли. Но недавний пыл угас — о доме своей Мечты Лондон даже не упоминал. Хотя вскоре по возвращении и затеял строительство силосной башни и «дворца свиней» (так и называл его — Pig Palace) — образцового, механизированного и отапливаемого свинарника [285] Cm.: Dyer D. Jack London. A Biography. N. Y., 1998. P. 195–196. , его интерес к ведению сельского хозяйства стремительно падал. Заботы по ранчо целиком отданы были Элизе. Впрочем, ей заниматься ранчо нравилось. Она, как уже говорилось, оказалась куда более толковой в этом деле, нежели брат. Думается, он понимал это.

Финн Фролих, тесно общавшийся с писателем в эти годы [286] Финн Хаакон Фролих (Frolich; 1868–1947) — американский скульптор, который по причине личных обстоятельств (и по приглашению писателя) жил на ранчо Лондона в 1914–1916 годах. , вспоминал: «Я никогда не видел, чтобы в ком-нибудь было столько неотразимого очарования. Если бы какой-нибудь проповедник сумел внушить к себе подобную любовь, он приобщил бы к религии весь мир. Разговаривая, Джек был бесподобен: густые, непослушные волосы; большие, выразительные глаза; не менее выразительный, нервный рот, а слова просто журчат. Что-то особенное находилось у него там, внутри; мысль работала со скоростью 60 миль в минуту, угнаться за ним было невозможно. Говорил он еще лучше, чем писал» [287] Цит. по: Sinclair A. Jack: A Biography of Jack London. P. 241. .

Приведенные слова относятся к 1914 году, а следующие — к осени 1915 года: «Он уж не затевал, как бывало, веселые игры и забавы, не боролся, не хотел ездить верхом по холмам. Глаза его потухли, прежний блеск исчез».

Ирвинг Стоун, который в 1930-е годы водил знакомство с Фролихом и записал его воспоминания, приводит и такие сведения (скорее из того же источника): «Теперь он вступал в беседу не для того, чтобы узнать что-то новое, насладиться умственной дуэлью. Он хотел переспорить, раздражался, ссорился. Когда на ранчо собрался погостить Элтон Синклер, Джордж Стерлинг отсоветовал ему: Джек стал другим» [288] Пер. с англ. М. И. Кан. .

Изменения можно объяснить нервным истощением: выматывающий труд куда сильнее обычного, неизбежно связанный с напряжением духовных сил (а какое без этого творчество?), алкоголь — в те дни, после возвращения с Гавайев, Лондон пил особенно много…