Евгений Новицкий - Георгий Данелия

— Да, пока не забыл. Я тут с одним малым договорился. Он тебе бесплатно обрезание сделает, — с сердечным видом сказал Борис.

— Отстань!

— Тихо, кацо, не дергайся. Ты теперь еще одну границу нарушил. Усек? Надень шапочку и будь примерным иудеем.

Мераб посмотрел на ермолку, тяжело вздохнул и надел ее себе на макушку. Сзади в щель между креслами высунулся бородатый мужчина:

— Я извиняюсь, а эти шапочки они всем дают?

— Нет, только партийным, — отвечает Мераб».

(В фильме последняя реплика передана Борису как более органичная именно для этого, наиболее остроумного в картине персонажа.)

Конечно, презабавные сценки и диалоги там будут и потом:

«Мама закричала вслед Мерабу:

— Товарищ шпион! Вам из Грузии звонили, просили, как появитесь, срочно на работу позвонить.

Мераб повернулся обратно к дому.

— Нет, нет, только не от нас, — категорически заявила мама. — Изя будет сердиться. Идите к советским консулам. Они вас как шпиона обязаны соединить бесплатно».

Но чем ближе к заключительным сценам фильма, тем «Паспорт» становится все горше и трагичнее. Печально даже завершение сюжетной линии с Семеном Клайном, который поначалу казался персонажем скорее комическим. Эта роль писалась на Евгения Леонова, но он пережил сердечный приступ — и врачи настрого запретили ему лететь в жаркий Израиль. Клайна превосходно сыграл Армен Джигарханян.

В сценарии присутствовала также отчетливая романтическая линия, чего в данелневских фильмах толком не было со времен «Мимино». Здесь главный лирический женский образ (главный комический — ершистую и напористую жену Якоба Ингу — воплотила Наталья Гундарева) — это американская журналистка Джейн, делающая репортажи для журнала «Америка» и для радиостанции «Голос Америки».

«Джейн шла мимо разноцветных ящиков.

— Джейн…

Джейн остановилась. Мераб подошел к ней. Некоторое время смотрели друг другу в глаза.

— Что? — спросила Джейн.

— Вы мне снились.

Джейн улыбнулась:

— В офицерской форме? С погонами?

— Нет, в белом платье…

— Правда?

— На этот раз правда.

И он привлек ее к себе. И в этот момент из холодильника разлились громкие звуки аккордеона. Джейн вздрогнула и отстранилась от Мераба. Тот тяжело вздохнул.

— Синенький скромный платочек! — запел Сеня басом из холодильника.

— Вы идите к нему, а то он напьется, — сказала Джейн и пошла.

Возле калитки Джейн обернулась и помахала ему рукой. Она стояла на фоне заходящего солнца, удивительно красивая и нереальная. Похожая на волшебный сон, который может присниться один раз в жизни».

Именно этой сцены в фильме, однако, нет — может быть, потому что сыгравшая Джейн израильская актриса Шэрон Брэндон не очень-то похожа на «волшебный сон».

Что касается юмора, то в заключительных сценах картины его уже допустимо назвать черным:

«По тюремному коридору в сопровождении надзирателя шел обросший, похудевший, прихрамывающий на одну ногу, Мераб. Навстречу ему провели какого-то курчавого марокканского еврея с ермолкой на голове.

Мераб посмотрел ему вслед, вытащил из кармана ермолку и тоже напялил на макушку.

Надзиратель открыл дверь камеры и впустил его внутрь.

По камере из угла в угол расхаживал мужчина с черными взлохмаченными волосами и диким взглядом.

— Шалом! — поздоровался Мераб.

Мужчина посмотрел на него волком и снова зашагал по камере.

— Завтрак уже был? А то меня в госпитале не покормили. — Мераб был настроен доброжелательно.

Тот опять ничего не ответил.

— А тут наша еврейская еда? — попытался разговорить его Мераб.

Сокамерник возвел глаза к небу.

— Да простит меня Аллах!

Он кинулся на Мераба, схватил его за горло, повалил на пол и начал душить.

Дверь распахнулась. В камеру вбежали двое надзирателей.

Надзиратели провели Мераба по коридору, открыли дверь и втолкнули в другую камеру.

Наученный горьким опытом, Мераб спрятал ермолку в карман.

В камере двое курчавых парней играли на полу в кости. На нарах, отвернувшись к стене, лежал здоровенный детина.

— Салям-алейкум, — поздоровался Мераб.

Детина повернул голову.

— Что?

— Аллах акбар, — сказал Мераб.

— Понятно. — Детина слез с нар и встал во весь свой огромный рост. На его груди сверкала шестиконечная звезда Давида».

Наверное, именно некоторая безысходность, ощущаемая в иных сценах, привела к тому, что «Паспорт» отнюдь не стал таким же любимым в народе фильмом Данелии, как большинство предыдущих его творений (исключая прежде всего еще более меланхолическую картину «Слезы капали»).

В «Паспорте» ощутимо и влияние перестройки, режиссерское желание соответствовать духу времени. Однако для Данелии, в отличие от большинства его коллег, это влияние не стало тлетворным, а обращение к злободневности не повредило художественности. «Паспорт» — тот редкий фильм последних лет существования СССР, который вовсе не воспринимается как мрачная весточка из времен, когда страна и отечественное искусство пребывали в глубоком кризисе. В год, когда Эльдар Рязанов снимал угнетающие «Небеса обетованные», а Никите Михалкову впервые серьезно изменил вкус в его опусе «Урга. Территория любви», Данелия выдал еще одно свое прекрасное произведение. Положим, не абсолютный шедевр, но уж точно добротное кино, к которому невозможно придраться ни в одном отношении. Перестроечные ленты уровня «Паспорта» были на вес золота — тем ценнее их место в истории и в сознании современного ценителя киноискусства.

Афиша советско-французского фильма Георгия Данелии «Паспорт» (1991)

«Современность решили показывать гротескно. Но действительность обгоняла нас. И то, что вчера казалось перебором, сегодня становилось реальностью».

Вырванная из контекста, эта цитата Данелии даже знатоку его творчества не сразу даст понять, что речь идет о фильме «Настя» — том самом, который на первый взгляд выглядит самым сказочным, наивным и асоциальным творением режиссера. В действительности все, разумеется, отнюдь не так просто, как и с любой данелиевской работой.

История снятой в начале 1990-х «Насти» чем-то напоминает историю снятой в начале 1960-х «Я шагаю по Москве». Тогда, на пике «оттепели», все уважающие себя режиссеры стремились делать серьезное, правдивое, подчас суровое кино. Данелия пошел против течения, поставив жизнерадостную лирическую комедию по самому в хорошем смысле легковесному сценарию Шпаликова.