Андре Моруа - Дон Жуан, или Жизнь Байрона

Значит ли это, что у Моруа вообще нет концепции, нет определенного ключа к личности своего героя? Конечно же, нет. Концепция есть, но она настолько ненавязчива, что её можно даже не заметить. Например, в интересующей нас биографии внимательный читатель не пройдет мимо темы кальвинизма и его роли в жизни поэта. По Моруа, Байрон не только получил кальвинистское образование, но в глубине души, несмотря на все свое богоборчество, оставался кальвинистам, то есть верил в изначальную предназначенность одних человеческих душ к спасению, а других — к вечному проклятию, и себя безоговорочно причислял ко вторым. Поэтому для нас было важно в настоящем издании восстановить эпиграф о кальвинизме к первой части биографии, снятый чьей-то предусмотрительной рукой во всех предыдущих русских изданиях этой книги.

Еще одна весьма существенная деталь — первое французское издание 1930 года называлось просто «Байрон», однако, переиздавая свою книгу в 1952 году, Моруа изменил её название: она стала называться «Дон Жуан, или Жизнь Байрона». На первый взгляд может показаться, что это чисто коммерческий ход с целью привлечь внимание невзыскательной публики. Но только на первый взгляд. Посмотрим на новое название в свете только что изложенной кальвинистской концепции. Ведь Дон Жуана в финале ждет встреча с Командором, ждет страшное возмездие за творимые беззакония. В неизбежность такого возмездия верил, по Моруа, и Байрон, но без страха шел навстречу ему, как Дон Жуан до последнего мига бесстрашно противостоял Командору.

Более того, даже пресловутая связь со сводной сестрой Августой Ли не раз осмысливается у Моруа как преступная, гибельная, и именно потому особенно влекущая нашего Дон Жуана — Байрона. Эта связь позволяла ему отождествлять себя и с Манфредом, и с Каином, и даже с самим Сатаной. Учитывая все вышесказанное, мы сочли необходимым восстановить полное название данной биографии. Впрочем, самый весомый аргумент «за» лежит вне пределов концептуального построения, ибо в любом случае следует уважительно относиться к последней воле самого биографа.

Насколько объективен портрет Байрона, созданный Моруа? Думается, что он получился несколько отретушированным и смягченным. Французское чувство формы требовало гармонии и равновесия всех частей повествования. Реальная же жизнь поэта была более драматична и противоречива. Писаный красавец и в то же время калека, подчеркнутый аристократизм и почти хроническое безденежье, огромный успех («Я проснулся однажды утром и увидел себя знаменитым» — эти слова Байрона в передаче Томаса Мура стали крылатыми) и бойкот со стороны чуть ли не всего английского общества.

Список этих противоречии можно продолжил», но Моруа дает их как бы в матовом, смягчающем резкие очертания свете. Он вообще не любит крайностей и драматизма. Очень типично для этой смягчающей, выравнивающей установки отношение Моруа к наиболее шокирующему факту биографии Байрона — истории его кровосмесительной связи со сводной сестрой Августой Ли. В этом смысле весьма характерен соответствующий фрагмент из «Предисловия» Моруа (кстати, оно впервые переведено на русский язык специально для настоящего издания), где, во-первых, инцест называется «только кажущимся», а во-вторых, говорится о необходимости соблюдения правильных пропорций и о недопустимости превращения этой второстепенной темы в центральную линию жизни поэта [2] См. с. 22 наст. изд. .

Более поздние работы английских и американских биографов Байрона подтвердили правоту Моруа. Только отцовство Байрона по отношению к Медоре Ли все еще нельзя считать вполне доказанным. Во всяком случае, в наиболее авторитетной биографии Байрона, написанной Лесли Марчандом, автор делает заключение: «В этом вопросе не существует позитивных доказательств ни за, ни против» [3] Marchand L. Byron. A portrait N. Y., 1970, р. 166. . И чуть ранее: «Вполне возможно, что некоторые свидетельства были уничтожены» [4] Там же. .

Итак, как мы уже отмечали, образ Байрона у Моруа получился несколько смягченным. Не получит читатель достаточного представления и о поэтическом творчестве Байрона — коротенькие цитаты и еще более краткие характеристики не спасают дела. Но такова уж специфика «романизированной биографии»: в центре внимания личность, её переживания и отношения с окружающими людьми.

В заключение остановимся на двух представляющих немалый интерес вопросах, которых Моруа не мог коснуться в своей книге, поскольку тогда ему пришлось бы выйти далеко за рамки биографии своего героя.

После смерти Байрона прошло уже более ста семидесяти лет. Как сложилась судьба его поэтического наследия на родине? Вызывают ли его поэмы все еще бурные споры или звезда его поэзии давно закатилась? Из отечественной критической литературы советского периода можно сделать вывод, что Байрон чуть ли не второй английский поэт после Шекспира, что в европейской литературе он по-прежнему стоит рядом с Гёте и Шиллером. Но так ли это на самом деле?

И еще один вопрос, особенно важный для русского читателя: как воспринимался и переживался Байрон у нас в России? Ведь он стал неотъемлемой частью русской поэзии, хотя первое, далеко не полное собрание его сочинений появилось в Санкт-Петербурге только постфактум, в 1864–1866 годах (пять томов под редакцией Н. Гербеля), когда мода на байронизм давно уже прошла.

Обратимся к этим вопросам по порядку.

При жизни Байрона им восхищались и возмущались, но книги его раскупали и читали с жадностью. Когда в 1814 году вышла поэма «Корсар», то только в первый день было продано 10 тысяч экземпляров. Какой современный поэт может мечтать о таком успехе?

А потом что-то случилось. Репутация Байрона на родине стала неудержимо падать. Для сегодняшнего посвященного англичанина иерархия поэзии первой трети XIX века выглядит приблизительно таким образом: впереди У. Блейк и Д. Китс, затем У. Вордсворт и С. Кольридж, затем П.-Б. Шелли и уж на самом последнем месте — Байрон.

Как и почему это произошло? Может быть, дело в сатирической и саркастической струе поэзии Байрона, в её оппозиционном политическом духе? Нет, старая марксистская схема объяснения здесь явно не работает: если уж на то пошло, Шелли был еще большим революционером и атеистом, чем Байрон, однако его репутация в последние десятилетия только выросла. Более того, в современной Англии выше всего ценятся как раз сатирические произведения Байрона — «Видение суда», последние песни «Дон Жуана» и его неистовые письма.

Чтобы не быть голословным, приведем соответствующие свидетельства. В широко известную у нас «Историю западной философии» (1942) Б. Рассела почему-то попала отдельная глава о Байроне, хотя философом последний не был. В ней читаем: «Байрон оказал влияние на континенте, и не в Англии следует искать его духовное потомство. Большинству из нас его стихи часто кажутся плохими, а его сентиментальность — крикливой, но за границей его настроения и его взгляды на жизнь распространялись…» [5] Рассел Б. История западной философии. М., Изд-во иностр, лит., 1959, с. 763.