Александра Косарева - «Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Валентина Федоровна Пикина считала, что всё это было началом погрома.

— Нынешняя молодежь, — говорила она, — к счастью, не пережила это время. И ей трудно до конца понять, какого мужества и самообладания требовал этот поступок — письмо Косарева к Сталину. Вместо того чтобы с перепугу публично каяться, начать стряпать доносы, как некоторые, увы, и делали, Косарев бросил вызов самому «вождю всех народов»! Фактически он подписал себе смертный приговор. Спросите, а чего же Александра Васильевича не арестовали тотчас, еще в 1937-м? Я много думала над этим. Еще в лагере, а потом в ссылке. И я теперь абсолютно уверена, что у Сталина созрел обширный и весьма конкретный план по уничтожению руководства ВЛКСМ и многих комсомольских работников страны. Так называемое «комсомольское дело». И всё шло своим чередом. На репрессии, аресты, казни, похоже, существовала какая-то дьявольская очередь.

Многие были перед сложнейшим выбором.

Определила свои позиции, как я уже писала, также инструктор ЦК ВЛКСМ Мишакова.

А попутно шла и другая жизнь: встречи, собрания, приемы в Кремле. Иногда Косарев шел туда с Машей, иногда один. Чаще всего, один.

— За 11 лет нашей совместной жизни, — рассказывала бабушка, — у Саши никогда не было стремления рассказывать мне о каких-то закулисных делах в правительстве, посплетничать о верхах. Он был начисто лишен лукавства, как думал — так и действовал. Саша не был приспособленцем. Если произносил в речах здравицы Сталину, то от души, поскольку верил ему, он был совершенно открыт и поэтому неосторожен.

29 октября 1938 года — уже после всей грязной истории с доносами Мишаковой — «Правда» в передовице «Комсомолу 20 лет» писала:

«Успехам комсомола радуется весь народ. Однако эти успехи были бы более значительными и всесторонними, если бы ЦК ВЛКСМ не допустил в последнее время ряд серьезных ошибок в деле… очищения комсомола от враждебных элементов».

То есть капля дегтя в бочке меда. Зато какая капля! И какого дегтя! Смертоносного!

А потом ноябрь, и этот самый роковой пленум, собранный по инициативе Сталина… И понеслось.

— Примерно за неделю до этого пленума, — рассказывала Пикина, — меня начали обрабатывать. Сначала секретарь ЦК партии Андреев. Потом Мишакова: «Советую вам, Валентина Федоровна, отмежеваться от Косарева, иначе и Вам будет плохо». Затем пожаловал Михайлов, ответственный редактор «Комсомольской правды», которым потом заменят Косарева.

— На пленуме, — продолжала она, — Сталин сразу взял под свою защиту Мишакову. Не помню уж, кто из ораторов, по его мнению, заклеймил нас чересчур мягко, сказав, что в работе комсомола «имеется еще много ошибок». Сталин тут же сердито бросил с места: «А может, это система, а не одни ошибки? Слишком уж после всего происшедшего. Два года вредительство ликвидируется, а ошибок всё еще очень много. Нет ли тут системы?» Стало быть, для запланированной акции по нашему уничтожению просто ошибки «не подходили», не устраивали вождя. Требовалось концептуальное обвинение в последовательном вредительстве.

Я, разумеется, защищала Косарева, решения Бюро нашего ЦК. Жданов назвал мое выступление оппортунистическим.

Краток был Косарев: «Лично я чувствую себя абсолютно спокойно, потому что совесть моя чиста. Никогда я не изменял ни партии, ни советскому народу. Вот это я и должен заявить».

Стенограмма этого VII комсомольского пленума, наверное, где-то есть в архивах. Но ее, по крайней мере, полностью, пока нигде не напечатали. Я слышала, что некоторых аспирантов, которые писали диссертации по истории комсомола тридцатых, знакомили с некоторыми материалами. Капля в море. Но даже по ним какое представление об этом пленуме получить можно.

Даже за отрывками из стенограммы встает гнетущая атмосфера в зале. Те, кого критиковали, вроде бы имели право голоса, и слово им давали. Но дальше все происходило примерно в такой же хамской манере, как современные ток-шоу по телевизору — то у Соловьева, то у Киселева. Те же крики и беспредел. Им не давали говорить. Их оскорбляли с мест. Улюлюкали. Перебивали почти на каждом слове. Ясно, что даже не от природной наглости — от биологического страха, что, если они смолчат, завтра повяжут их.

Не брезговали ничем.

Выходит к трибуне Жданов, — вроде не дурак, вполне себе так компетентный партиец, — читает протокол допроса уже арестованного секретаря ЦК ВЛКСМ Горшенина.

Типа, вот, товарищи, послушайте, особенно те из вас, кто считает, что Косарев ни при чем! А вот Горшенин признался, что именно Косарев завербовал его в антисоветскую организацию! И в частности — вы послушайте только! — «давал ему „вредительские установки на распыление мелкокалиберных патронов, путем их передачи в деревню“».

В наши дни известно, что Горшенин подписал эту галиматью под чудовищными пытками. Но тогда, в тридцать восьмом, на пленуме, люди принимали это всерьез!

По воспоминаниям Пикиной, Александр Васильевич не сидел в оцепенении. Он то и дело вскакивал с места, выкрикивал, что это бред, клевета, требовал проверки фактов — никто не слушал, обрывали, не давали говорить.

Маленков поглядывал на блондинку Мишакову с восторгом кобеля, а на Косарева и Пикину — с открытым сарказмом.

Жданов назвал выступление Пикиной оппортунистическим.

Наконец, избранник Сталина Михайлов, который уже знал, что займет место Косарева, вышел и изрек партийный приговор:

— Косарев как политический деятель обанкротился!

Моей бабушке было не страшно и не стыдно рассказывать, что после моего деда комсомолом руководил стукач, карьерист, потому что это правда. И такие люди чаще всего выживают. В 1955 году Хрущеву зачем-то понадобилось угнездить Михайлова в качестве министра культуры СССР. Он служил пять лет, пока его не сменила легендарная мадам Фурцева.

Как только Пикина вернулась из ссылки и пока еще только присматривалась к послевоенной Москве, Михайлов пригласил ее к себе. Все еще красивый, с проседью, такой типичный киношный «секретарь парткома». Встал навстречу Пикиной, пошел навстречу, усадил в кресло, организовал чаю с печеньем, сам присел рядом.

— Валентина Федоровна, дорогая, замом к себе взять, конечно, не смогу, нет вакансий. Но просите любую другую должность, сразу решим вопрос!

— Спасибо, Николай Александрович, — сказала Пикина, — мне Хрущев предлагает работу в Комиссии партийного контроля при ЦК КПСС.

— Ага, ага, ну ладушки… А знаете, что я вам скажу, вспоминая то время? Вы, Валентина Петровна, оказались дальновиднее и умнее многих! За это вас уважаю!

— Это верно, — молвила Пикина, горько усмехнувшись, — дальновиднее… Спасибо! Давно решила: как только выберусь из лагерей и ссылок, сразу к вам!