Славчо Трынский - Не так давно

Дед Гергин слушал с огромным вниманием. Он понимал политику, но не все тонкости этой политики ему были ясны. Поставленный под наш с баем Пешо двойной обстрел, он убедился, что мы говорим ему истину, и воспринял эту истину всей своей душой.

— Будем помогать, ребята, будем помогать всеми силами — это вам заявляет шестидесятилетний дед Гергин, а если я и пострадаю, буду знать, что пострадал за партию Димитрова.

После этого наш собеседник задумался. Он вспоминал годы, когда был шахтером, вспоминал горячее слово Димитрова, потом опустил голову и, обращаясь к молодежи, которая уже набилась в комнату, сказал:

— Ребята, любите партию Димитрова! С ней вы одолеете любого врага!

Расстались мы с дедом Гергином и бабушкой Станой очень довольные друг другом.

Еще в тот же вечер всей группой мы двинулись в село Горочевцы. К полуночи были уже в Попов-Доле, махале бая Нако, где и расквартировались. Здесь же жил и староста, но он нас не выдавал. Служил двум властям, или вернее, служил нам, а Драгулов ему платил.

Бай Нако только что вернулся домой. Наше продолжительное отсутствие его серьезно обеспокоило, и он ходил от села к селу, от ятака к ятаку искать нас.

— И где же запропастились эти люди? Не случилось ли чего плохого? — беспокойно спрашивал бай Нако, ни жив, ни мертв от тревоги, рожденной неизвестностью.

А сейчас, увидев нас, он как будто заново родился.

— Куда же вы пропали, братцы? Почему не сообщили ничего, знать бы хоть, что вы живы! — укорял он нас.

— Так получилось, бай Нако, не было возможности, — объяснил я ему.

— Узнал я, что ты был в Видраре, и с тех пор все время в ожидании. Знаю, что ты меня не обойдешь.

— Не сердишься, что привел к тебе много народа?

— Сейчас я доволен, — ответил бай Нако и позвал свою жену.

— Тала, ты поймай петуха, а Ольга и Мара пусть разведут огонь и согреют воду. Ведь вы уже давно не мылись? — спросил нас бай Нако.

— Вообще-то банька многим уже нужна. Но можно ли это быстро провернуть?

— Сделаем, сделаем, милый, — уверил он и отправился организовывать разведку в соседних селах.

В доме бая Нако был образцовый порядок. Не только жена и две дочери поддерживали чистоту, сам бай Нако ревностно следил за порядком. В его доме каждая вещь знала свое место. Будучи человеком со вкусом, мастером на все руки, он все делал сам — гардеробы, кровати, шкафы, и, надо отдать ему должное, делал мастерски. Ему достаточно было только раз увидеть, как сделана какая-либо вещь, чтобы воспроизвести ее еще лучше. Он взял себе за правило, что когда к нему приходят партизаны, значит, им нужно выкупаться и переодеться. А если у них не было сменной одежды, бай Нако давал свою и был счастлив.

Иногда нас так глубоко трогали заботы бая Нако, что мы были бы готовы расцеловать его, если бы не страх показаться сентиментальными, а он отвечал нам: «Уж если я и такие, как я, не будем заботиться о вас, то кто же это сделает — уж не фашисты ли?».

Этим бай Нако обезоруживал нас.

Обеспечив разведку, он подсел к нам и рассказал местные новости. В походе ухудшилось здоровье Иванки. Она была сильно истощена, и сейчас, кроме сердца, создававшего ей много неприятностей, подала голос и временно утихшая язва. А наша медицина была совсем беспомощной. До прихода Георгия Настева мы почти не прибегали к медицинской помощи. Старались не болеть, ну а если кто-нибудь прихварывал (ведь болезнь не спрашивает нашего согласия), лечились, как умели, — кто лекарствами из элементарной аптечки, доверенной баю Захарию, кто народными средствами. И странно, многие раны и обмораживания, на лечение которых в обычных условиях уходит не менее месяца, у нас вылечивались быстрее.

Сейчас Иванку надо было лечить по-настоящему. Но оставить ее у бая Нако мы не могли. До последней акции она жила у него около двух недель, и случалось, что ее приходилось переносить на одеяле среди ночи к бабушке Миланке, в село Видрар. Кто-то из соседей пустил слух, и люди по селам стали говорить, что у Нако Стоименова лежит раненый партизан. По этим причинам мы решили снова отвести Иванку к бабушке Миланке и оставить с ней Настева. Присутствие Настева, хотя он и не закончил медицинского образования, придавало нам большую уверенность.

Пока остальные отдыхали, мы отвели Иванку. Видрар недалеко, только в нескольких километрах, но мы здорово намучились, когда переносили ее через лощины.

Увидев нас, старая Миланка не смогла сдержать слез. В плохом состоянии здоровья Иванки она чуть ли не себя считала виновной.

— Зачем я ее отпустила? Ведь видела, что не то что в бой, в дорогу ей нельзя. Ну, а она не слушает: пойду, да пойду. «Я, — говорит, — не в постели лежать пришла, а драться».

Бабушка Миланка еще крепче обняла Иванку, поцеловала ее и укрыла несколькими новыми разноцветными одеялами.

Сердечная и наблюдательная, бабушка Миланка тут же заметила, что мы беспокоимся за Иванку, и, проводив нас до ворот, сказала:

— Слава, пока Иванка в моих руках, будьте спокойны. Сама погибну, но ее не отдам никому.

И, действительно, благодаря заботам бабушки Миланки и Георгия Настева Иванка поправилась, окрепла и через несколько недель снова вернулась в отряд.

На обратном пути мы захватили с собой Стилияна и к рассвету вернулись в дом бая Нако. Здесь мы дождались еще одной группы подпольщиков, в которую входили Раденко Видинский, Славчо Венев и Зиновий Андонов (бай Стамен). Собравшись, мы все направились в Верхнюю Мелну, где Георгий Аврамов, Раденко Видинский и я отделились от общей группы (нам нужно было побывать по организационным делам в селах Долгая Лука, Докьовцы и Косово), а остальные под командованием Златана отправились в Ивановцы, махалу Нижней Мелны.

Сразу же по приходе Златан организовал охрану и разведку. Наиболее подходящими для этой цели были местные дети, которые ходили в школу.

Перед тем как ребятам тронуться, Златан собрал их в одной комнате и четко объяснил, что и как разведывать, каким образом сигнализировать в случае опасности. Предупредил, чтобы никому об этом не говорили ни слова.

Ответственным в группе был назначен тринадцатилетний мальчуган Стоян Костов — приятель Иванки. Из-за того, что он спас Иванку от ареста, Златан относился к нему с наибольшим доверием.

По пути в школу ребятишки неоднократно останавливались. Это делалось по команде Стояна, организовавшего что-то вроде репетиции — каждый школьник один раз выступал в роли полицая и один раз в роли самого себя. Репетиция проводилась в определенной последовательности: выступающий в роли полицая останавливался на дороге — серьезный и хмурый — и строгим голосом спрашивал другого:

— Эй ты, есть в махале партизаны?..