Славчо Трынский - Не так давно

Встречались в нашей практике различные случаи, когда мы посещали богатеев, в любое время дня и ночи входили в дома священников, и самые злейшие наши враги вставали, как это требовали законы гостеприимства, а этот все время лежал на кровати, как бревно.

Случилось однажды нам посетить ранилужского попа Милана. Дом его был двухэтажный, и по всему было видно, что спальня расположена на втором этаже. Стучим в двери нижнего этажа, барабаним, что есть сил, а никто не отвечает. Вдруг услышали, что кто-то ступает полегоньку по лестнице и молчит. Подождали, думая, что дверь откроется — не тут-то было. В общем, вывели нас из терпения, и тогда мы закричали да так, что по всей округе слышно было:

— Открывай, батюшка, а не то мы ворота тебе разнесем. Все равно не скроешь от нас свою грешную душу.

Не прошло и минуты, как дрожащий мужской голос ответил:

— Чада мои, господь не позволяет открыть вам, не спешите огорчить его благородную душу.

— Хорошо, хорошо, подождем еще несколько секунд благоволения божьего, но если потом не откроешь, придется нам, батюшка, войти всем в дом через разбитые двери.

Еще не успели закончить, а двери уже были открыты, и перед нами предстал застывший в божьем смирении поп Милан и каждому по отдельности руку подал. Немного погодя та же рука перебросила через наши плечи по паре вязаных носков. А этот пенкьовский поп молчит как немой. Спрашиваем об оружии — молчит, спрашиваем о фашистах в селе — ноль внимания. И не только молчит, даже не пошевелится. Э, да ведь и наши нервы не железные.

— Вот осел, — прошептал мне бай Пешо, — как уперся, так ни в какую.

Попадья и та возмутилась его бессовестным поведением.

— Батюшка, встань с кровати, люди подумают, что ты только что родил, — насмешливо поддела она супруга.

— Ты не рожаешь, так я рожу, — ехидно ответил поп. — Сказал ведь тебе, что плохо себя чувствую!

По их разговору чувствовалось, что отношения между супругами не из лучших и в доме назревает скандал.

— Отче, — обратился к нему бай Пешо, — по-человечески тебя прошу, отдай пистолет, хочешь за деньги, хочешь так подари.

— Вам что, попадья разболтала о пистолете? — сердито спросил поп. — Она, я знаю! Ну ничего, когда вы уйдете, я спрошу, какому царю она служит.

— Слушай! — уже серьезно обратился к попу бай Пешо. — Попадья ничего нам не сказала, и если мы узнаем, что ты будешь измываться над ней, то, знаешь ли, найдется и на тебя управа. По-доброму скажи — отдашь пистолет или нет?

— Я его отдал старосте. Был заржавевший, не стрелял, ну я его и отдал. Вам он бы все равно не сгодился.

Староста жил где-то на другом конце села, километрах в семи-восьми в сторону от намеченного нами пути. Будь мы уверены, что действительно найдем там пистолет, не жалко было бы и пройтись туда. Но очень вероятно, что поп сказал нам неправду. Разумнее было отправиться в Палилулу и там ожидать прихода Денчо.

Денчо мы не дождались, но пришли Георгий Григоров, Златан, Димитр Тошев и еще три-четыре человека. Предстояло привести в исполнение несколько смертных приговоров — над корчмарем Пано в Видраре и попом в селе Горочевцы. Он, пользуясь личиной божьего служителя, не только собирал часть продуктов с крестьян, но кроме того, доносил фашистам о тех, кто помогал партизанам. Хотя ему и передали наш приказ № 13, толку от этого оказалось мало.

Здесь, в Палилуле, бай Пешо и я расстались с Раденко Видинским. Он возвратился в свой район, а мы с группой отправились в Горочевцы.

В село добрались мы перед рассветом и расположились в церковной махале.

Подходило время обеда. Мы с баем Пешо бодрствовали, а Георгий Григоров спал, так как отдыхали мы посменно. Уже пора было вернуться нашим разведчикам, посланным в села Видрар, Вукан и Лева-Река. Вдруг Рилка — дочь хозяина, на которую было возложено наблюдение за улицей, — тревожно вскрикнула:

— Ой, ой, идут поп и псаломщик!

Мы вскочили — и к окну.

Девочка не обманывала. Поп и псаломщик уже шли по двору. Один нес белый котелок, а другой — большую корзину для яиц.

— Вот тебе поп, вот тебе и беда, — пошутил бай Пешо. — Что он всегда суется, куда не следует?

— День Лазаря, — ответила мать девочки и пошла одарять попа, пока он не вошел в дом. Поп взял яйца, благословил ее и вернулся обратно.

— Как раз к вечеру наполнит корзину и обеспечит нас яйцами на ужин, — сказал я баю Пешо, и тот неожиданно рассмеялся так громко, что разбудил Георгия.

— Что смеетесь? — пробормотал он со сна.

— Славчо меня рассмешил, — ответил бай Пешо и подогнул одеяло, сползавшее ему за спину.

Георгий снова заснул, и мы стали читать газеты. Стемнело, и группы разошлись на задания. Одна, возглавляемая Каменом, пошла к попу.

— Где поп? — спросил Камен попадью, войдя в дом.

— А он с тех пор, как получил записку с нехорошим числом, дома не ночует. Куда-то уходит, а куда — ей-богу, не знаю. — И попадья зажгла керосиновую лампу и поставила ее на окно, выходящее к соседнему дому, но это не произвело на наших никакого впечатления. А тем временем поп, узнав по сигналу о появившейся опасности, убежал подальше и спрятался.

Вечером, когда группа полностью собралась, было доложено о случившемся, и бай Пешо сказал:

— На этот раз убежал, но когда-нибудь попадется нам в руки.

А яйца, собранные попом, мы все-таки съели. Попадье, хочешь, не хочешь, пришлось отдать их нам вместе с корзиной.

Группа, отправленная в село Видрар, возвратилась, отлично выполнив задачу. Корчмарь Пано, не скрывавший своей ненависти к партизанам, был ликвидирован. Последней каплей, переполнившей чашу нашего терпения, явилось его донесение полиции о том, что отряд находится в Видраре. Полиция незамедлительно организовала засаду, но, благодаря зоркости наших разведчиков, мы сумели ускользнуть. За это предательство корчмарь и понес заслуженное наказание. Его сын Ананий, ответственный партиец, мало того, что не возмутился поступком своего отца, но взял его под свою защиту, а партизан в чем только не обвинил. Но и этого ему показалось мало, и он отстранился от партийной работы.

Циркуляр № 2 предусматривал уход в партизаны почти всех ответственных работников как по линии партии, так и по линии РМС. Некоторые комитеты уходили полностью, на местах оставались только те товарищи, присутствие которых, по мнению вышестоящего руководства, было крайне необходимо. В Софийском округе мобилизация проходила под непосредственным руководством окружного комитета партии.

По созданным каналам были переправлены из Софии в Трынский отряд секретарь ЦК РМС и член ЦК партии Йорданка Николова, секретарь окружного комитета Георгий Чанков — Асен, секретарь НРПС и член ЦК Начо Иванов, члены ЦК РМС Свилен Русев, Добри Алексиев и Нинко Стефанов. Часть из них собиралась на станции Батановцы, часть — в Радомире, остальные — на станции Земен. Беспрепятственному проведению мобилизации содействовала массовая эвакуация жителей Софии. Из столицы выезжало все население, так что ни багаж, ни дорожный вид подпольщиков не вызывал у полиции никакого подозрения. В то время все были одеты одинаково, у всех были рюкзаки, большие сумки или узлы.