Славчо Трынский - Не так давно

Состоялось и отрядное собрание. Боян Болгаранов сделал разбор операций, проведенных во второй половине марта. В итоге были сделаны выводы, что штаб отряда успешно справился с возложенными на него задачами и способен проводить более сложные операции, что отряд отвлек на себя значительные силы противника, ранее выступавшие против югославских партизан, доказал свою маневренность и выносливость, а захваченные 32 винтовки и два пистолета-пулемета со множеством патронов значительно улучшили наше вооружение.

Перед коммунистами была поставлена задача подавать личный пример дисциплины, преданности, самоотверженности и героизма.

Политические работники получили в свой арсенал новые документы и доказательства для организационной и разъяснительной работы. Перспективы победы были им ясны, как день.

После проведения всех этих мероприятий отряд приготовился в дорогу. Ответственные за партийную и молодежную работу вернулись в свои районы. Все были убеждены, что разгром фашизма реален и близок и что его свержение зависит прежде всего от организационной работы.

В то время как Владо Тричков, Болгаранов, Йорданка и Темпо в сопровождении английской миссии, согласно совместно разработанному плану, вместе с отрядом отправились на юг, мне с секретарем окружного комитета предстояло выполнить другую задачу — проконтролировать ход работы на сборном пункте в Палилуле, где сосредоточились группы новых партизан, встретиться с Раденко Видинским и отправить в Софию связного.

До Палилулы нам Предстояло пройти двадцать километров. Вместе с нами пошли также товарищи Георгий Григоров, Цеца и Асен Георгиев, которые по пути должны были, немного отклонившись в сторону, посетить село Радово, где несколько человек ждали связного, чтобы уйти в отряд. Одновременно Калну покинула и другая группа, имевшая задачу перебросить оружие в село Бусинцы, откуда наш товарищ Никола Николчев должен был перевезти его на телеге в одно софийское село и передать в отряд «Чавдар». Эта задача была возложена на Делчо и Здравко. Им предстояло договориться о пароле и всех остальных подробностях, связанных с переброской оружия.

Первым пунктом, где наша группа собиралась сделать остановку, было село Слишовцы. Здесь многие товарищи издавна выражали желание стать партизанами, но большинство членов партии все еще колебалось.

«Хоть бы сейчас они набрались решимости», — подумал я, переступая порог бабушки Раинки — матери Благоя и Николы Захариевых, одной из самых старых наших здешних ятачек, в доме которой должно было состояться собрание коммунистов.

В одной из комнат, кроме членов партии, находились Митко Гранитов и Петр Велков, первый — рядовой, второй — унтер-офицер царской армии. Товарищи, очевидно, чувствовали серьезность событий и предугадывали цель этого собрания. Если несколько месяцев назад основной причиной, препятствующей уходу в отряд, была лютая зима, сейчас, в преддверии цветущего и теплого мая, когда все начинало зеленеть, для отказа не было и не могло быть никаких оправданий.

Пока шла информация о международном и внутреннем положении, все было нормально — люди слушали и кивали головами, но когда мы прямо поставили вопрос о том, кто вечером уйдет с нами — все опустили головы. Только Гранитов хитро посматривал в сторону, поглаживая свои только что показавшиеся усики, и усмехался.

Несколько минут прошло в молчании. Товарищи решали. Это и правильно, и вполне допустимо. Люди, на плечах которых лежат семейные заботы, должны все взвесить, подумать, что может случиться с их семьями, если полиция узнает, что тот или иной ушел к партизанам. А слишовские товарищи уже видели немало репрессий фашистов и в Бохове, и в Ярловцах, и в Радово, и в Туроковцах. Никому не хотелось, чтобы его дом сожгли, а детей отправили в ссылку. Но вопрос был поставлен прямо и требовал короткого и ясного ответа — да или нет. Прежде чем стать партизаном, я не думал, насколько трудно сказать это короткое слово «да». Сейчас, глядя на этих упавших духом людей, я чувствовал, насколько это тяжело, насколько угнетает человека сознание ответственности за семью. Безусловно, некоторые товарищи в этот момент осуждали нас. Если бы вставал перед ними другой вопрос, проводилась бы какая-либо другая акция, где перед ними не так явственно стоял бы выбор, угрожающий чьей-нибудь жизни, тогда, без сомнения, они, не размышляя, отозвались бы на призыв, а стать партизаном — человеком, чья жизнь в любой момент висит на волоске… «Э, если бы это было так легко, то и Элин пошел бы к ним», — думал Николай Тазов, или Буби, как его называли в селе. Он тоже старался победить свои колебания.

Время шло. Терпение наше лопалось, а товарищи продолжали думать и сомневаться.

Первому полагалось выступить секретарю, и он, наконец, встал:

— Я, товарищи, — отрубил он, — не могу идти. На моих плечах четверо, и было бы преступлением с моей стороны оставить их, чтобы они голодали. Есть другие, у которых семейное положение полегче.

Секретарь, отводя глаза, смирнехонько сел и запахнул полу пиджака. Он ждал, что еще кто-нибудь выступит. Но кто?

— Я пойду, если пойдут все, — заявил Никола Захариев. — И у меня на руках мать, жена, дети, но где другие — там и я.

— При этих условиях и я пойду, — заторопился Буби, а за ним и остальные ставили то же условие. В этом положении, очень неопределенном и напряженном, нужен был один смельчак, чтобы проверить решимость остальных.

— Товарищи, — загремел из дальнего угла баритон Гранитова, — вам ли ставить партии такие условия? Я пойду, независимо от того, пойдут другие или нет. Хоть я и самый молодой среди вас, но считаю недостойным для коммуниста ставить такие условия. Вы, которые сделали меня коммунистом, которые учили меня любить партию, сегодня сильно пали в моих глазах. Вы для меня уже не те, которых я знал и уважал. Колеблющиеся трусы не заслуживают почета.

Высказывание Гранитова оживило обстановку. После него встал Мирчо Стефанов. Затем унтер-офицер тоже заявил, что пойдет, и на этом наше собрание закончилось. Из двенадцати членов партии решился, в сущности, только один — Митко Гранитов и Петр Велков были ремсистами.

Через два дня я отправил за ними связного. К нашему удивлению, унтер-офицер отсутствовал, он, видите ли, постеснялся нарушить присягу, данную молодому престолонаследнику, и отправился обратно в казарму.

В селе Реяновцы, находящемся на пути между Слишовцами и Боховой, куда мы не раз заглядывали, не было ни партийной, ни ремсовской организации. Большинство жителей, с которыми мы поддерживали связь, были людьми пожилыми и помогали нам больше по родственной, чем по организационной линий. На таком основании мы посещали дома Симо, Бояна, старосты и других. Единственным из более или менее молодых, кто поддерживал нас по идейным соображениям, был местный учитель Цоньо Тасев. При таком положении разумнее всего было бы сформировать здесь хотя бы комитет Отечественного фронта. Для этой цели на следующий день после нашего прибытия в село мы собрали несколько человек крестьян — наших помощников, чтобы поговорить с ними о задачах Отечественного фронта и, в сущности, организовать комитет. Особо большой активности комитет не проявил, однако риск, на который шли эти люди, укрывая нас, был немалый. Того, что порой переживали наши друзья за один день, часто хватало им на всю жизнь.