Славчо Трынский - Не так давно

— Очень он много себе позволяет, застрелите его!

В тот же миг Димов нажал гашетку автомата. Дед Милан упал. Спустя несколько мгновений он приподнял голову, пытаясь рассмотреть, нет ли возле кого-нибудь из близких, ткнул рукой в сторону палачей, проговорил через силу:

— Анна, извели меня эти псы, будь они прокляты!..

Услышав это, агент Тодоров поднял свой парабеллум и трижды выстрелил старику в грудь.

— Поджигайте дом! — приказал Димов полицаям и солдатам.

Кто-то из них швырнул в окно гранату. Она с грохотом взорвалась, домик зашатался. Детишки, которые были в соседней комнате, до смерти перепугавшись, с криком выбежали во двор.

Сизый дым поплыл над широкой долиной, в которой притаилось устрашенное расправой село. Поднялись к небу рыжие языки пламени, охватили весь дом. Никто из полицаев и солдат не сказал ни слова, не пожалел старую женщину, в глубокой печали опустившуюся на колени возле мужа, не устыдился его беременной снохи, не тронули их душу слезы детей — внучат Милана, которые плакали по своему веселому ласковому дедушке, по своим игрушкам и увлекательным книжкам, сгоравшим теперь в буйном пламени.

Ничто не могло тронуть каменные сердца этих зверей в человеческом облике.

В какой-то миг бабушка Анна подняла голову. Перед ней с печальными лицами стояли внуки, а бедный их домик, который они с Миланом построили с таким трудом, на собственном горбу таская бревно за бревном, камень за камнем, сейчас весь был охвачен пламенем. Горе сковало ее уста. Не было сил даже проклясть палачей. Сжав руки, она снова склонилась над залитым кровью телом мужа. Она крепилась, сдерживая рыдания, чтобы не перепугать еще больше детишек, которые совсем еще недавно играли с дедом, словно это был их ровесник, а двухлетняя Анка, названная в честь бабушки, дергала его за седые усы. Сейчас девчушка просто заходилась в плаче. Она не понимала, что случилось, но видя, как роняет слезы бабушка, рыдала во весь голос и норовила забиться к ней под передник.

Палачи не стали ждать, пока догорит дом. Построились на дороге и двинулись обратно — к баю Василу. Подошел его черед.

Когда они нагрянули к нему во двор, жена бая Васила, возвращавшаяся от родника, едва не уронила кувшины с водой. Услышав выстрелы и увидев дым над домом деда Милана, она подумала, что беда наверняка их тоже не минует.

С первого же взгляда агент Димов признал ее, вспомнил про обыск, который он в свое время проводил в кошарах Алексия Захариева, где бай Васил и его жена работали тогда исполу. Вспомнил, как твердо держался ее сын Петр, которого бросили в сливенскую тюрьму на пожизненное заключение. Все это возбудило его злобу к этой женщине, родившей и с большим трудом выходившей девятерых детей. Многократные роды, постоянное недоедание и тяжкий труд подорвали здоровье женщины, она переболела почти всем, чем только может болеть человек.

И она тоже узнала того, кто стоял сейчас перед пей в форме офицера. Это усугубило ее страх.

— Где твой муж? — спросил Димов.

— Спустился дров собрать.

— Сколько раз были у вас тут партизаны?

— Видом не видала, слыхом не слыхала, даже не знаю, что такое партизаны, — сердито ответила тетушка Райна.

Димов замахнулся и своим здоровенным кулаком несколько раз ударил ее по голове, груди, спине. Она задохнулась от боли, упала возле стены на землю. Больная женщина, она и без того едва держалась на ногах. Сейчас, сжавшись в комок, она плакала от боли, обиды и страха за детей. Только слезы ее никого из пришельцев не тронули. Они ведь ради этого сюда и явились.

Около тетушки Райны собрались дети, заплакали вместе с ней. Это лишь разозлило агента, он сказал подпоручику:

— Очень она дерзкая, но времени на нее терять не стоит. Надо прижать Васила — он уж все доподлинно знает. Послать, чтоб разыскали его, господин подпоручик?

— Конечно, пошли! — ответил командир военно-полицейской группы.

Димов повернулся по-солдатски, сердито окликнул одного из мальчуганов бая Васила. Назначив четверых солдат сопровождать его, велел мальчику немедленно позвать отца.

Бай Васил появился иссиня-бледный. В горле у него застрял комок. Увидев лежащую и плачущую Райну, подумал, что она нарушила уговор, и еще больше устрашился. «Мало им, что парня моего избили и бросили в тюрьму, так еще и нас пришли мучить», — подумал он. Подойдя к военным, он спросил:

— Что случилось, ребята, зачем меня позвали?

Не дав ему договорить, Димов набросился на него с кулаками:

— Говори, сколько раз были у тебя лесные бандиты?

— Погодите, ребята, скажу, — пообещал бай Васил и снова глянул на жену, стараясь понять, не проговорилась ли она сверх того, о чем условились.

— Давай говори быстрее, а не то убью! — кричал агент.

— Три раза заходили, — сказал бай Васил.

— Когда? — тотчас ухватились за признание агенты.

— Дня и месяца не запомнил, помню только, что было это, когда напали они на шахту. Дал я им хлеба, они и ушли.

— Почему не сообщил в управление?

— Не посмел. Они запретили сообщать.

— Когда еще приходили?

— Дня и месяца опять же не запомнил, только было это между рождеством и Ивановым днем. Трое приходили. Среди них одна девушка.

— Почему не сообщил полиции?

— Не посмел. Они запретили.

— Когда еще приходили?

— Третий раз это было около Юрьева дня. Тогда их приходило много. Все село блокировали, а возле моих ворот стоял один штатский с ружьем. Я вышел во двор покормить буйволиц, а он меня предупредил, чтоб я не показывался на дороге, а то, мол, арестует. Вот и все.

— Давай говори, говори — это ведь не все. Мы знаем, сколько раз они приходили, — настаивали агенты, рассчитывая, что бай Васил будет признаваться и дальше.

— Это все, ребята, больше не приходили.

— Значит, больше не приходили, только три раза? А Петра Младенова знаешь? Он к тебе не заходил? — продолжал выспрашивать Димов.

— Не знаю такого.

Димов грубо схватил бая Васила, потащил его к подпоручику. Рядом с офицером, пришибленный и жалкий, одетый в потрепанную полицейскую форму, стоял Анто.

— Отрицает, господин подпоручик! — доложил агент.

Офицер подошел к баю Василу вплотную, напыжился от злости, даже на цыпочки привстал и, нанося ему удары хлыстом, проговорил:

— Не знаешь, мерзавец, не знаешь?.. — повернувшись к Анто, крикнул: — Задай-ка ему вопрос!

Только сейчас, оказавшись лицом к лицу с баем Василом, почувствовал Анто, насколько он виноват, до какой беды довел стольких хороших людей. Понял, и на какой крючок попался, но уже не было у него сил отказаться: своя-то жизнь дороже. Поэтому, сконфуженно улыбаясь, он обратился к баю Василу:

— Как ты можешь говорить, будто не знаешь Петра Младенова? Когда мы с ним недавно приходили к тебе, ты ведь сказал нам, что отряд Славчо находится в Маринковой махале, и ты нас проводил тогда вон до того холма, — проговорив все это, он уткнулся взглядом в землю.