Славчо Трынский - Не так давно

Гостеприимным человеком оказался и Хараламбий Захариев — Ламбо Гипсовщик. Его квартира на улице Одрин, правда, была одной из самых неудобных. Помимо того, что у него во дворе жило много людей, а общительная его супруга Паля принимала много гостей, дети его — Райна и Ильо — были отчаянные сорванцы и могли невольно выдать меня. Особенно Райна, старшая, очень избалованная и своенравная девчонка. Ладить с ней было не легко. Однажды в присутствии незнакомой женщины, пришедшей получить с Хараламбия страховые взносы, Райна, задетая каким-то моим замечанием, вместо того чтобы подтвердить, что я двоюродный брат ее отца, как мы уговорились представлять меня посторонним людям, или же просто промолчать, заявила:

— Ну зачем ты обманываешь? Никакой ты не папин двоюродный брат!

Я никак на это не реагировал, зная по опыту, что чем больше внимания обращаешь на таких детей, тем больше глупостей они говорят. Это подействовало на своенравную девчонку, и она замолчала.

Я долгое время не заходил к Ламбо. Был арестован Яким, который знал, что я бываю у него и знал мой псевдоним, но мог не выдержать истязаний и проговориться, где я скрываюсь.

Однажды вечером, месяца через два после ареста Якима, я все же решил заглянуть на улицу Одрин, 82. Подойдя к входной двери, я заметил, что перед домом расхаживает какой-то подозрительный долговязый тип в очках. Очевидно, агент, — решил я и, сделав крутой поворот, перешел через улицу на противоположный тротуар и зашагал в обратном направлении. Не сделал я и десяти шагов, как послышался крик Пали: «Борис, Борис, подожди, я тебе что-то скажу!» Мне пришлось остановиться и подождать ее. Подозрительный субъект продолжал прохаживаться, делая вид, что не проявляет к нам ровно никакого интереса. Паля тоже не обратила на него внимания, и будучи очень проворной, мигом догнала меня.

— Что у тебя такое, чего ты раскричалась? Разве ты не видишь, кто тут возле вас болтается? — тихо, но внушительно обрезал я ее.

Паля ничуть не смутилась. Ей вообще не было знакомо чувство смущения. Для нее сейчас важно было сообщить мне, что агенты искали меня у них, а того, что агент сейчас расхаживал у нее под носом, она не замечала.

Квартирный вопрос волновал нас не только в Софии. В селах он тоже был очень острым. Пока стояла хорошая погода, можно было спать и под открытым небом, но когда выпал снег, ночевать в лесах, в сараях, кошарах стала невозможно. Однако квартирный вопрос для нас не был самоцелью. Он был связан с вовлечением в борьбу новых людей, с увеличением армии Отечественного фронта. Постепенно я вовлек в наше дело и своего отца. Трудности моей нелегальной жизни сломили его жестокосердие. Теперь он заботился обо мне не только, когда я бывал дома, а страдал и мучительно переживал каждое мое опоздание, старался обеспечить мне убежище у своих знакомых. Исак Захариев из села Кострошовцы стал помощником и доверенным лицом партизан благодаря моему отцу, и он до конца оставался верным и преданным партизанскому движению. Разумеется, перед посторонними людьми отец продолжал отзываться обо мне худо и грозить, что если ему удастся где повстречаться со мной, то он первым пустит в меня пулю. Выглядело это вполне естественно — ведь о нашем конфликте с отцом было известно даже начальнику околийской полиции, и мы успешно пользовались этим. На всякий случай неподалеку от нашего дома я вырыл землянку. Помогал мне Никола, мой третий брат, который, вернувшись из Софии, сразу же включился в работу местной группы Союза рабочей молодежи. Никола непрерывно сновал по всей околии — то ездил к Владо Марианову, то к секретарю партийной организации в Слишовцы, то к Иосифу Григорову в село Лешниковцы, закалялся на нелегальной работе.

Через Тодора Младенова я связался с баем Неделко — братом Крума Савова из Брезника. Он жил на постоялом дворе в селе Баба — на полпути между Трыном и Брезником, где у него была механическая мельница. Когда-то бай Неделко был социал-демократом, но под влиянием своих дочерей Елены и Наталии вступил в ряды Рабочей партии. Еще во время нашей первой встречи он собрал нескольких пожилых товарищей, к которым питал доверие, и оформил партийную группу. Секретарем ее был избран бай Неделко. Хотя у него не было одной руки, он отличался исключительной работоспособностью. Целыми днями он поднимал и снимал мешки с мукой на мельнице, ковырялся во дворе и все прикидывал, кого еще из людей вовлечь в сопротивление. По паролю: «Не продашь ли мне ранней картошки?» — «Продать — не продам, а сменяю на зерно» — Ангел Стоянов из Мисловштицы мог в любое время получить у него, не заплатив ни гроша, сколько потребуется муки. Однажды наш решительный мельник сказал мне:

— А почему бы тебе не отправиться в село Ребро под Брезником? Там у меня есть хороший друг. Верный человек.

У меня не было возражений. Мы условились насчет второго пароля и через несколько дней я постучался в один из крайних домов села Ребро.

Дело было на рассвете. Человек, к которому я пришел, только что проснулся и протирал сонные глаза. Жена его сердито буркнула:

— Эй, Стоян, поднимайся! Ступай погляди, кто там тебя спрашивает!

— Кому это я понадобился ни свет ни заря? — пробурчал бай Стоян, продолжая потягиваться в постели.

Когда же я спросил его насчет цены на корову и теленка, которых он якобы собирается продавать, бай Стоян мигом вскочил с постели. Ему сразу все стало ясно. С этого дня дом бая Стояна, сын которого находился в тюрьме за коммунистическую деятельность, стал нашей базой. Такие же базы мы создали и в кошаре бая Яко — соседа Неделко Савова, и у бабушки Лены в селе Ярловцы, Трынской околии.

Сыновья бабушки Лены — Владо и Сандо, оба члены нашей партии — еще при первой встрече предложили мне отправиться к ним, то есть, разумеется, в их кошару, но я и за это был им благодарен. Владо был старшим из братьев, правда, всего на один год. У него не было образования, и выступать он был не мастак, но в организационной работе хватка у него была хорошая. Партийная группа в Ярловцах насчитывала уже более десяти человек, но Владо не прекращал работы по вовлечению новых членов, регулярно собирал группу и со свойственными ему упорством и уверенностью вел пропагандистскую работу. За эти свои качества Владо впоследствии был выдвинут на партийную должность ответственного за сектор, включавший в себя шесть небольших сел Знеполе. Такие же секторы были доверены и Йордану Николову, его брату Славчо Николову, Асену Йорданову и Владо Марианову. Распределив таким образом обязанности — это мы проделали втроем: я, Йордан и Славчо Николовы, — нам удалось в значительной степени облегчить проведение партийных собраний и дать членам партии возможность отчитываться. Так постепенно мы усиливали партийную работу, укрепляли партийные организации.