Славчо Трынский - Не так давно

Помню, однажды заночевал я в кошаре бабушки Лены. Приходит она утром доить коров и видит чужого человека. Старушка — ей было семьдесят семь лет — испугалась. Я заметил это и поспешил выразить ей свое недовольство ее сыном Владо, который, мол, велел мне прийти к нему сюда пораньше, чтобы сторговаться насчет теленка, а сам не идет и заставляет меня зря терять время. Старушка поверила и успокоилась.

— Сейчас придет, — сказала она, — замешкался малость, одевается.

— Ну, ладно, — сделав вид, что тоже успокоился, сказал я. — Подожду еще немного.

Вскоре пришел Владо. Пока возле нас стояла бабушка Лена, мы торговались насчет теленка. Я нарочно давал очень малую цену. Владо запрашивал высокую, чтобы сделка не состоялась, а я с этой же целью нелестно отозвался о телке. Старушка, с интересом слушавшая весь наш разговор, возмутилась и сердито сказала сыну:

— Послушай, Владо, гони его взашей! Разве не видишь, что он насмехается над нашим телком!

Владо объяснил ей, что это уж его забота, но с теленком он не продешевит, а ей посоветовал уйти. Она его послушалась. Мы сразу же вошли в сарай. Владо пока еще не посвятил свою мать в нашу тайну. Я выразил опасение, что она невольно может проговориться в присутствии какого-нибудь плохого человека, но Владо меня уверил, — что бы ни произошло в их доме, бабушка Лена никогда ни с кем не поделится.

— Будь спокоен! Про наши дела она никому ни гу-гу. Видишь, даже про теленка худого слова не дает сказать! — Владо добродушно засмеялся, но у меня на душе все же было неспокойно.

В один из зимних дней 1942 года я, не известив предварительно Владо, приютился у него в кошаре возле коров — тут было теплее, да и пахло не так уж неприятно. Я постелил солому в кормушку и лег, но так как я знал, что бабушка Лена может застать меня здесь утром, я, чтобы не быть застигнутым врасплох, проснулся очень рано. Но все равно запоздал.

— Ты что — снова пришел телка торговать? — с порога сердито окликнула меня старушка. — Больно уж ты скуп — мы ведь своего телка не на дороге нашли!

Я задумался: дожидаться мне Владо и вместе с ним рассказать ей всю правду, или же сделать это сейчас самому. Мне было просто совестно дурачить простодушную старую женщину.

Я попросил ее присесть и рассказал ей все как есть.

Пока я говорил, она смотрела мне прямо в глаза. На лице ее ничто не дрогнуло, но я видел глубокое сочувствие в ее иссушенных, давно выплаканных от разных горестей глазах.

— Мать у тебя есть?

— Есть.

— Ох-охо, каково же на сердце у твоей матери, раз она не знает, ни где тебя застигнет ночь, ни где застанет рассвет?

— Тяжко ей, бабушка Лена, но она уже примирилась с этим. Страдает много матерей, не только моя мама. Без этого не может быть и нашей борьбы.

Бабушка Лена растрогалась еще больше и заплакала. Заплакала от горя: она чувствовала, что судьба ее сыновей и ее собственная не будет ничем отличаться от нашей, что рано или поздно горькая участь не минет и ее.

— Приходи сюда, но остерегайся работника, — дрожащими губами прошептала она. — Будь они прокляты, эти кровопийцы, что гоняются за тобой!

С тех пор я много раз укрывался в кошаре бабушка Лены и всякий раз, входя туда, я слышал ее слова: «Будь они прокляты, кровопийцы!..»

С этими же словами несколько позднее бабушка Лена перешагнула порог Софийской центральной тюрьмы. Горькая участь не миновала и ее.

Приближался Новый год. Сорок второй был для нас годом организационного укрепления. Подготовительная работа в обеих околиях — Брезникской и Трынской — была успешно завершена. Много организаций мы восстановили, а там, где их не было, создали новые. Одновременно с этим расширялась и сеть наших помощников. Правдивое слово партии, как ни изощрялись полицейские дубинки, смело проникало в дома, в кофейни, на площади.

Отставала только работа по созданию комитетов Отечественного фронта. Этот участок деятельности явно недооценивался не только рядовыми членами партии, но и ее руководством. Многие коммунисты считали Отечественный фронт дополнительным бременем для партии. Полагали, что партия сама может решить задачу захвата власти. Эти товарищи, веря в силы партии и ее влияние среди народа, упускали из виду, что решить любую задачу куда легче, если есть союзники, что эта массовая организация может охватить самые широкие слои народа, что одни коммунисты могут осуществить захват власти, но с куда большим количеством жертв, что в борьбе против фашизма — борьбе не на жизнь, а на смерть — должен участвовать весь народ. Это слабое место в нашей деятельности мы должны были устранить уже в самом начале нового года.

В то время как сельские организации уже крепко встали на ноги и оживили свою деятельность, городские партийные организации Трына и Брезника и некоторые члены околийских комитетов все еще никак не проявляли себя. Они по-прежнему оставались пассивными и, главным образом, по вине руководства, а это было серьезным препятствием для нашей будущей работы.

В Брезнике товарищи Крум Савов, Лазар Петров и Александр Тинков даже не рискнули прийти на встречу с нами, а трынские товарищи во главе с секретарем Арсо Рашевым прямо отказались участвовать в ней. При таком положении вещей эти комитеты не осуществляли постоянного и действенного руководства партийными организациями своих околий, и это заставило меня отправиться в некоторые брезникские и трынские села, чтобы разыскать там, хотя бы по отдельности, наших людей — старых, отошедших от движения коммунистов или просто единомышленников — на которых мы сможем опереться в предстоящей работе.

Оживлению наших организаций теперь очень способствовали внешнеполитические события. Соотношение сил на фронтах менялось уже не в пользу фашистской коалиции, а в пользу СССР и его союзников. Успешно развивалось и начатое в ноябре контрнаступление советской армии под Сталинградом, завершения которого все ждали с огромным напряжением и нетерпением. Трезвые люди ясно видели, как сжимается кольцо вокруг германской группировки, и понимали, что для гитлеровской армии назревает серьезный кризис. Все это благоприятствовало еще большей активизации прогрессивных сил как во всей Болгарии, так и в наших околиях.

Заботы, связанные с созданием партизанского отряда, ни на минуту не покидали меня. Были у нас уже и партийные организации, и верные люди, и продовольствие — оставалось только собрать бойцов. Правильно было бы, как этого и требовали партийные директивы, первым переходить на нелегальное положение тем, кому угрожает арест, а это были руководящие товарищи. Правда, погода не благоприятствовала этому: кругом лежал глубокий снег, передвигаться было трудно, холод доходил до двадцати пяти градусов, а условия не всегда позволяли ночевать в теплом помещении. Зато куда более благоприятными были внешнеполитические события.