Славчо Трынский - Не так давно

С Петруном — как называли Георгиева в селе — мы были соседями и не раз приходили ему на помощь. Но он с этим не считался и как верный полиции человек всячески стремился упрятать меня в каталажку.

В 1935 году в одном из соседних сел передовая молодежь распространяла листовки антифашистского содержания. Полиция арестовала по подозрению нескольких человек, но несмотря на жестокие побои, они не выдали организации. Наш сосед вместо того, чтобы помочь им выбраться из беды, настаивал на том, чтобы, они сказали, будто листовки эти получили от меня, хотя он никоим образом не мог знать, соответствует это признание истине или нет.

Когда позднее я узнал об этом и изобличил его, он ответил:

— Провалиться мне на этом месте, Славчо, ведь я был уверен, что это ты дал им листовки.

Лакейское угодничество архивариуса проявилось и во время парламентских выборов весной 1938 года. В Трынской околии кандидатом Народного фронта, в который входила и Рабочая партия, был «земледелец» Иосиф Восковарджиев — честный, близкий коммунистической идеологии человек. Фашистские власти приняли все меры, чтобы помешать Народному фронту участвовать в предвыборной кампании, и с этой целью села были наводнены полицейскими — в мундирах и в штатском. Архивариус попал в Слишовцы. Я продолжал жить там у своего деда и по заданию городского партийного руководства вел работу в селах Слишовцы, Реяновцы, Бохова и Цигриловцы. В день выборов еще до рассвета я обошел некоторых избирателей в своем селе, а немного позднее отправился в Цигриловцы, где находилась моя избирательная секция. Только миновал я постоялый двор на Слишовском кургане, как позади послышался треск мотоцикла. Я обернулся и увидел начальника околийской полиции. Сопровождавшие его полицейские задержали меня, обыскали, конфисковали бюллетени кандидата Народного фронта и хотели сразу же увезти меня в Трын. Я категорически возражал против этого и отправился с ними пешком, рассчитывая, что возле постоялого двора я в присутствии крестьян смогу громогласно выразить свой протест, тогда полиция будет вынуждена допустить меня к выборам. Так все и произошло.

— Раз так, — сказал полицейский начальник, — пошли на постоялый двор — подпишешь акт и явишься завтра в околийское управление. А сегодня будешь под домашним арестом.

Только я переступил порог постоялого двора, как откуда ни возьмись влетел запыхавшийся Георгиев.

— И чего это тебя сон не берет! — накинулся он на меня в присутствии начальника полиции. — Еще затемно забегал по селу!

За эти и многие другие гадости стоило с ним рассчитаться, и именно поэтому Стефан и Рашич им занялись. Но архивариус был тертый калач — знал, что творил людям и не казал носа в родное село.

Все три девушки и двое парней — Велко и Ванчо — остались у югославских партизан. Они должны были научиться владеть оружием, а мы в это время занялись кое-какими организационными делами. Во-первых, надо было раздобыть хоть немного оружия, во-вторых, укрепить некоторые связи, вырыть одну-две землянки, чтобы держать в них небольшой запас продуктов, — можно было ожидать, что в скором времени к нам придут и другие подпольщики — и, наконец, подготовить нападение на главановские постоялые дворы, где находилось общинное управление, полицейский участок и сыроварня. Эту акцию мы собирались провести совместно с югославскими партизанами.

Землянками занялись мы со Стефаном. Место для них выбрали на горе Большая Рудина и начали рыть, а Делчо и Мордохай отправились в Ярловцы к бабушке Лене — чтобы познакомить с нею Мордохая и взять у нее продуктов…

Все задания мы выполняли с большим воодушевлением. Нас очень радовало и то, что скоро к нам вернется товарищ Денчо. Мы уже договорились об этом со Смаевичем. Тогда наш отряд будет насчитывать уже десять человек. Настроение у нас было хорошее и день ото дня становилось все лучше.

Мы приступили к сооружению землянок. Рыть их нам было приятно. Физический труд тяжел только для тех, кто не имеет тренировки. Для нас, познавших его с детских лет, он был источником даже какой-то радости. А наши мысли и мечты, когда мы занимались им, становились еще смелее. Они были связаны прежде всего с предстоящими действиями отряда, с его жизнью, с оружием, с новыми партизанами — мечтать о чем-то другом в такое время мы считали непростительной роскошью.

— Послушай, брат, — заговорил Стефан, — когда же, наконец, мы уберем старосту и сборщика налогов? Люди перестанут нам верить. Ведь ты же знаешь, что мы обещали…

— Знаю, Стефан, помню… Все, что мы обещали и что будем обещать впредь, мы выполним. Иначе никакие мы не коммунисты, никакие не партизаны.

— Когда же?

— Скоро. Немножко терпения. Заговорят и наши ружья! Надо все предусмотреть, хорошенько все организовать. Враг ведь тоже не спит…

Закончив с землянками, мы отправились на заброшенный пограничный пост. Тут мы условились встретиться с Делчо и Мордохаем — они рассчитывали вернуться к полуночи. Было еще рано, и у нас оставалось достаточно времени, чтобы поспать.

Опустилась ночь. Взошла луна, замерцали звезды. В лесу наступила мертвая тишина. Замолкли птицы, и даже листва перестала шелестеть. Стефан заснул, а я бодрствовал. Тишина стала меня тяготить. Просто не на чем было сосредоточить внимание. Я смотрел на звезды, обводил взглядом изломанную линию горизонта, вглядывался в ту сторону, откуда должны были появиться наши товарищи, но все это не облегчало моего тягостного состояния. Я дошел до того, что готов был разбудить Стефана и поговорить с ним, но не решился. После целого дня напряженной работы ему нужно было отдохнуть.

Вдруг в поле раздался ружейный выстрел и разорвал тишину. Немного спустя грохнул второй. Меня обожгла тревожная мысль — не наткнулись ли Делчо и Мордохай на засаду. Так со мной всегда бывало — стоило послать кого-нибудь с заданием, как я уже не мог не ждать встречи без тревоги и плохо скрываемого волнения. Боялся я за людей, боялся и как бы не разрушилось все то, что с таким трудом удалось создать. И сейчас мое беспокойное воображение допускало, готово было верить, что случилось что-то плохое. Я не удержался и разбудил Стефана. Волнуясь, рассказал ему о выстрелах. Он тоже встревожился. Но обдумав все, мы решили, что особой опасности нет, успокоились и улеглись на куче сухих веток. Похоже, что мы оба заснули, потому что я в полусне услышал сигнал, о котором мы условились с Делчо, и вскочил. Вслушался получше, чтоб проверить, не послышалось ли мне. Сигнал повторился. Я дал ответный и растолкал Стефана, чтобы встретить ребят.

Выражение лица Мордохая недвусмысленно говорило о том, что они попали в переделку.