Славчо Трынский - Не так давно

— Из Боховы? Значит, из разбойничьего села? А я думал, мы к добрым людям попали — нахмурившись, сказал толстый начальник полиции.

Дети молча и неподвижно стояли перед вооруженными полицейскими.

— Сколько времени вы тут с овцами? — спросил начальник.

— Мы недавно. Мы были там, возле леса, да овцы испугались чего-то и прибежали сюда.

— Значит, испугались, да? Волков или бандитов? — иронически спросил он.

— А мы и не знаем, что такое бандиты, — уверенно ответил Ценко.

— Не знаете? Как так не знаете? Вот сломаю сейчас, — он указал на длинное деревцо, — да как отколочу вас дубинкой — все скажете. Всю подноготную выложите! А ну, говорите, куда они пошли?

— Мы никого не видели, — сказала Божурка.

— Не видели? Почему врете, что не видели? — заревел Байкушев и приказал одному из полицейских побить детей.

Полицейский схватил ребят за плечи и сильно встряхнул, а затем размахнулся тяжелой ладонью и сильно ударил их по лицу. Божурка и Ценко заплакали.

— Теперь скажете, куда они ушли? Или вы хотите, чтобы мы сожгли ваш дом со всем вашим семейством?

— Дяденька, мы никого не видели… — повторила Божурка.

Считая такие запугивания недостаточными, начальник полиции приказал связать детей и расстрелять их. Теперь он ждал, что они проговорятся.

Божурка и Ценко задрожали и заплакали еще сильнее. Мальчик обвил сестренку руками, прижался к ней, а когда верзила полицейский связывал веревкой их тоненькие ручки, он крикнул сколько ему позволял голосок:

— Мама, мамочка, помоги! Нас убивают!..

— Скажите, куда ушли бандиты, не то мы вас расстреляем! — заорал полицейский.

Он сделал несколько шагов назад, поднял руку и нацелил пистолет на детей.

Божурка и Ценко молча ждали смерти. Их пересохшие губы не произнесли больше ни слова.

Твердость детей обезоружила полицейского. Он отвел пистолет, обернулся к своему начальнику и шепотом произнес:

— Не знают.

— Знают, но не говорят, — процедил сквозь зубы Байкушев, он уже второй раз за этот день убедился, что обнаружить следы партизан невозможно.

Понурив голову, он повел свою полицейскую шайку дальше.

— У меня замечательная новость! — сказал Делчо.

— Какая?

— А чарочку поднесешь? Тогда скажу!

— Разумеется. Чего хочешь — вина или ракии?

— На этих днях придет Денчо. У меня письмо от Радована.

После ранения Йовы Рашича, вместо него поддерживал с нами связь Радован.

Мы с нетерпением дожидались встречи с Денчо. Каждый из нас по-своему представлял себе его. Одни думали, что он пополнел и возмужал, а в моем воображении он оставался таким же тощим парнишкой, каким бежал отсюда три-четыре месяца назад. И я не ошибся — Денчо казался еще тоньше, чем был раньше, но несмотря на это чувствовалось, что он крепок и бодр. Суровая партизанская жизнь наложила отпечаток на его физическое состояние и на его юную душу. Теперь Денчо рассуждал как зрелый человек, позабыл он и свои прежние шутки, за которые его так любили и так льнули к нему мальчишки — так он называл гимназистов, но его высокий лоб все еще был прыщеват, и он непрерывно ощупывал его тонкими пальцами.

— Эй, Денчо, ты еще не отвык от ковырянья? — поддел я его сразу же.

— Да как же мне было отказаться от него — ведь это для меня единственное развлечение. Только когда я в бою или в походе — только тогда не ковыряю.

— Ну, как ты, Денчо? — схватив его за руки, спросил Делчо.

— Хорошо, Гошо, а ты как? — ответил он. — Дивился я, — кто такой у нас Гошо? Гадал, гадал, но пусть грех тяжкий ляжет мне на душу, так и не смог догадаться. И кто это придумал тебе такое ребячье имя?.. Гошо… — И он сделал удивленную гримаску.

— Да вот он — мой крестный отец, — указывая на меня, сказал Делчо. — Он нас всех окрестил. И тебя перекрестит.

— У меня и имя есть: Жлынил, — пошутил я. — У нас когда-то был теленок, бабушка моя отваживала его от матери, а он был такой крепкий и упрямый, что ей никак не удавалось справиться с ним. Подпустит его, бывало, к материнскому вымени, а сама злится и бормочет: «Ух, жлынил, окаянный, и в кого он пошел такой!..» Для меня слово «Жлынил» стало синонимом упорства и стойкости, и я решил, что оно лучше всего подойдет Денчо. Синонимом упорства и стойкости должно быть оно и для остальных партизан. Гарантия этому — сам Денчо.

— Выходит, Денчо похож на вашего телка! — рассмеялся Делчо и заразил своим смехом и нас.

Денчо, конечно, не обиделся. Это имя так за ним и осталось, и он даже забыл его происхождение.

На Денчо были галифе и полушубок, а ноги были обуты в рваные постолы.

— Ничего, — сказал Делчо, — мы его первым делом отправим в ремонт.

— И в баню, — дополнил Денчо. — Расплодил во каких зверей! — и он изобразил указательным пальцем: — Как чечевица!

— Тогда не подходи ко мне близко! — шутливо предупредил его Делчо. — Иначе и мне придется переодеваться.

Денчо схватил было его, чтобы побороться, но Делчо убежал. Он знал, что вши быстро переползают на чистое.

Теперь у Денчо был большой боевой опыт. За четыре месяца он успел подраться и с дражичевцами, и с недичевцами, и с болгарской полицией. За достойное поведение в бою командир отряда Радко Павлович подарил ему совсем новенькую винтовку «крагуевку». Подарком был и «вальтер», который Денчо чуть ли не каждые пять минут вытаскивал, разглядывал и все никак не мог им налюбоваться.

Самым «грозным» его оружием, однако, был двенадцатимиллиметровый черногорский револьвер с барабаном, который стрелял как берданка — с треском и сильной отдачей. Это была память об односельчанине его Симо Попове, который дал Денчо этот револьвер в тот день, когда он перешел на нелегальное положение.

Всего лишь несколько дней понадобилось ему, чтобы познакомиться с делами Трынской околии и сказать, что мы располагаем солидной базой. В наших ятаках и партизанах Денчо увидел ту же смелость, преданность и самоотверженность, какие он наблюдал среди югославских патриотов. Бабушка Лена, бабушка Сета, бабушка Райна и тетя Божана были нашей гордостью. Они радовались вместе с нами и страдали тоже вместе с нами.

Ровно через неделю после нашей акции в селе Джинчовцы, Крыстенка — сноха бабушки Сеты из Слишовцев — собрала подробные сведения насчет Стрезимировской сыроварни, общинного управления и их охраны. Она же снабдила нас краской, керосином и нафталином. Мы перевели на нашу территорию пятерых товарищей из первой группы, которых оставили у югославских партизан, и после короткой подготовки к концу июня были готовы к новой операции.

Охрану сыроварни и общинного управления в Стрезимировцах теперь несла вооруженная стража. Фашисты извлекли урок из случая в Главановцах и в сельскую стражу стали подбирать самых верных своих людей. Кроме того, в Клисуре в постоянной боевой готовности стоял полицейский взвод.