Славчо Трынский - Не так давно

Нам достались отличные трофеи. Прежде всего свежий белый хлеб, овощи, сигареты, почтовые посылки и вообще вся полицейская почта. Теперь отряд на несколько дней был обеспечен едой.

В тот же день полицейская рота вынуждена была покинуть село Кална. Она расквартировалась в школьном здании села Главановцы. За несколько дней полицейские превратили школьный двор и фруктовый сад — собственность школы — в мощный укрепленный пункт, с бункерами, пулеметными гнездами, ходами сообщения и колючей проволокой. Очевидно, они готовились оставаться здесь продолжительное время.

Жители Калны, находившиеся в районе действия югославских партизан, были нам бесконечно благодарны за то, что мы вынудили полицию уйти из их села. Ведь при ней крестьяне жили словно дикари — им не разрешалось собираться вечером на площади, зажигать в домах лампы. Как только в каком-нибудь окошке загорался свет — в него сразу же стреляли. Днем полицейские ходили по селу и хватали все, что попадет под руку — кто кур, кто овец, кто поросят, кто телят. Днем грабили, а ночью пировали. Крестьяне стоном стонали от них, но жаловаться было некому. Единственными их защитниками оставались партизаны.

На второй день в Калну явилась группа полицейских. Они пришли выместить злобу на двенадцатилетнем Бранко и его отце, которых обвинили в связи с Трынским отрядом. В тот день крестьянин из соседнего с Калной села Градско со своим сынишкой Бранко отправились по делам в Главановцы. Они проезжали мимо нашей засады незадолго до того, как проехали полицейские. Теперь полиция представляла все дело так, что они, мол, были связаны с нами, и обвинили отца и мальчугана в предательстве. Их арестовали и доставили в Калну. Следствие вел полицейский начальник Диков. Допрашивал он их перед школьным зданием публично, согнав на это зрелище всех жителей. Поняв, однако, что его жестокость только внушает собравшимся крестьянам отвращение, Диков загнал арестованных в одну из школьных комнат и продолжал допрос там.

— Были вы в день нападения в Главановцах? — спросил Диков арестованных.

— Были, — ответил отец.

— Зачем туда ездили?

— За покупками.

— Предлагали вам наши полицейские ехать вместе с ними?

— Предлагали.

— Почему вы поехали впереди? Чтобы предупредить партизан, сказать им, что полицейские следуют за вами? Для этого, для этого, подлые скоты?! — и Диков принялся избивать палкой отца и сына.

— Говори, с кем из партизан вы встречаетесь? — снова накинулся на отца Диков.

— Мы ни с кем не встречались, господин начальник. Никаких партизан мы в глаза не видели, — ответил крестьянин, держась рукой за плечо, по которому Диков ударил особенно сильно.

Мальчик молчал и время от времени поглядывал на отца. Не за себя, за отца боялся он.

— Говори! — заорал полицейский начальник теперь уже на него. — Когда вас догнал раненный полицейский, почему вы не дали ему лошадь, а заставили его идти пешком? Говори, почему? — и снова принялся колотить мальчика дубинкой по спине, пока она не сломалась.

Бранко продолжал молчать. Что ему сказать? Он не дал полицейскому лошадь, потому что ненавидит полицию. Разве не они сожгли их сеновал?

— Отвечай, чурбан! Молчит, как чурбан, и все! Говори, не то расстреляю, — припугнул его Диков и приказал одному из полицейских взять винтовку.

— Господин начальник, оставьте мальчика. Убейте меня, если надо, — взмолился отец.

— Убьем и тебя, и его, — всех коммунистов перебьем, слышишь, скотина! — ревел озверевший полицейский, и с еще большим ожесточением колотил резиновой дубинкой несчастного отца.

Отец не выдержал и упал на пол. Но резиновая дубинка продолжала хлестать по его худым плечам.

Увидев в руках полицейского винтовку, Бранко подумал, что все равно пришел конец, собрал все свои силы и кинулся через открытое окно наутек. Прыжок с небольшой высоты дал ему возможность быстро сбежать по спуску, но полицейский, не теряя времени, присел на корточки, прицелился и выстрелил. Бранко из последних сил как раз в это время добежал до пожелтевшей от засухи кукурузы. Но тут его настигла пуля и поразила насмерть. Он упал ничком, из левого уха потекла кровь и засохла на побелевшей щеке.

Озверевшие полицейские поставили стражу у тела мальчика и не разрешили никому к нему приблизиться. Так и лежал Бранко на солнцепеке целых два дня, и только когда полицейские уехали из Калны, у тела юного патриота собрались сотни крестьян. Погребение Бранко происходило в его родном селе, когда гроб с телом опускали в землю, группа црнотравских партизан дала ружейный залп.

На белом камне, поставленном на могиле Бранко, и сейчас горят слова партизанского приветствия: «Смерть фашизму!»

До операции в Барносе мы не бывали в Калне и не знали тамошних людей, но после убийства Бранко ненависть их к болгарской полиции усилилась еще больше. И мы так сдружились с крестьянами, что все село до конца нашей борьбы было одной из лучших наших баз.

Вернувшись на Руй, мы сделали основательный разбор наших действий и извлекли серьезный урок: внимание всех должно быть направлено на огневую подготовку. За это мы и взялись.

Во время трехдневного отдыха руководство отряда пересмотрело всю почту полиции. Были тут письма из Русенской околии, из Разградской, Шуменской, Поповской и других районов страны. Полицейским писали их жены и дети. Писали, что жизнь стала невыносимой, что налоги, которыми их облагает община, невозможно выплатить, что реквизиции тяжелым камнем висят у них на шее. Это дало нам основание вступить в письменную связь с ними и подчеркнуть, что положение в Трынской околии ничем не отличается от того, которое сложилось в их краях, что их родные, одетые в полицейскую форму, мешают улучшить положение, что они защищают не интересы народа, а интересы иностранных и своих, болгарских, фашистов. В заключение мы предлагали им обратиться в министерство внутренних дел с настоятельной просьбой вернуть в кратчайший срок домой служащих в полиции — в противном случае мы не даем никаких гарантий относительно их жизни.

Эти письма, как мы и ожидали, сыграли большую роль. Все получившие их не только встревожились, но обратились в соответствующее полицейское управление с настойчивой просьбой освободить их близких от полицейской службы. Это заставило полицейских запросить министерство внутренних дел, а министерство — околийское управление полиции в Трыне, потребовав у его начальника объяснение, каким образом полицейская почта попала в руки партизан. Так дело дошло до строгого выговора полицейскому начальнику за то, что он не обеспечил охраны снабжающих органов.

После этой акции и сами полицейские стали более осторожными, тех же, кто был деморализован, перевели в другие околии.