Майя Кучерская - Лесков: Прозёванный гений

Для сравнения: начинающие литераторы тогда получали от 30 до 50 рублей за авторский лист; следовательно, гонорар за роман в десять авторских листов мог быть до 500 рублей; жалованье учителей в народных училищах составляло 300–500 рублей в год, в гимназиях – 900—2500 рублей, фармацевтов – 700—1000 рублей (см.: Рейтблат А. И. Русская литература как социальный институт // Рейтблат А. И. Писать поперек: Статьи по биографике, социологии и истории литературы. М., 2014. С. 29). Гораздо хуже обстояли финансовые дела у низших чиновников: титулярный советник, чиновник X класса, в конце 1850-х годов получал около 260 рублей в год, коллежский асессор (VIII класс) – 715 рублей (см.: Зайончковский П. А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1978. С. 80–84).

Внезапно (лат.).

Сёстры Новосильцевы – Екатерина Владимировна (1820–1885), писательница, историк, и Софья Владимировна, в замужестве Энгельгардт (1828–1894), писательница, сотрудница газеты «Русская речь».

Кроме того, в книге воспоминаний Ясинского есть реплика Атавы о том, как Лесков «щипал гусиным щипом свою жену на даче у Евгении Тур» (Ясинский И. И. Роман моей жизни: Книга воспоминаний. М.;Л., 1926. С. 339).

Имела зайца в голове (польск.).

Эти определения появились у Лескова в цикле очерков «Из одного дорожного дневника» и потом использовались им неоднократно: в романе «Некуда», очерке «Русское общество в Париже» (1863, 1867) и «Товарищеских воспоминаниях о П. И. Якушкине» (1884).

Передовицы Лескова, опубликованные в «Северной пчеле» в 1862–1863 годах, убедительно атрибутированы (см.: Видуэцкая И. П. Передовые статьи по вопросам внутренней жизни России в «Северной пчеле» (1862–1863) // Лесков Н. С. Полное собрание сочинений. Т. 1. С. 787–858).

Под этим названием рассказ был напечатан в журнале «Век» (1862. № 12. 25 марта); в издании 1869 года Лесков переименовал его в «Засуху», изменил имя священника, добавил и переделал отдельные эпизоды, написал другой финал (см.: Лесков Н. С. Полное собрание сочинений: Т. 1. С. 697–701).

Костыль – большой гвоздь, несортовой. Костыли отковываются нарочно, и размер их соответствует надобности, для которой они предназначаются. (Прим. Н. С. Лескова)

Другие подписи и псевдонимы Лескова – «Фрейшиц», «В. Пересветов», «Николай Понукалов», «Николай Горохов», «Кто-то», «Дм. М-ев», «Н.», «Член общества», «Псаломщик», «Свящ. П. Касторский», «Дивьянк», «М. П.», «Б. Протозанов», «Николай-ов», «Н. Л.», «Н. Л.-в», «Любитель старины», «Проезжий», «Любитель часов», «N. L.», «Автор заметки в № 82», «Л.» (см.: Лесков А. Н. Указ. соч. Т. 1.С. 129).

См.: «Озерской приход» Н. Ф. Бунакова (1863), «Ставленник» Ф. М. Решетникова (1864), «На погосте» – первая часть романа «Перед рассветом» Н. А. Благовещенского (1865), «Семейство Снежиных» В. А. Райского (1871), «Жизнь сельского священника» Ф. В. Ливанова (1877), «Велено приискивать» Г. И. Недетовского (1877), «Господа депутаты» А. И. Краснопольского (1878) и др.

Дурной человек когда-нибудь с прискорбием будет вспоминать свой бесчестный поступок (лат.).

Благодарю за консультацию Милу Назырову.

Благодарю за подсказку Марию Сергеевну Неклюдову.

Циммерман – мужская высокая круглая шляпа, называемая так по фамилии известного владельца фабрики и магазина головных уборов.

Так петербуржцы называли лечебницу с минеральными водами в Новой деревне, в которой с 1834 года действовал и сад с буфетом и музыкой (на одном из местных балов побывал и А. С. Пушкин с женой), а с конца 1850-х – открытый театр с живыми картинами и акробатами (см.: Стеклова И. А. Феномен увеселительных садов в культуре Петербурга – Петрограда // Архитектура и культура: Сборник научных трудов. М., 1991. С. 165–177; Конечный А. М. Петербургские общедоступные увеселительные сады в XIX веке // Europa Orientalis. 1996. Vol. 15. № 1. Р. 37–50).

«Но на кого указывает народ как на главную причину своих бедствий? Горько и тяжело, а нельзя скрыть – на учащуюся и ученую молодежь. Совершающиеся бедствия он ставит в неразрывной связи с предшествовавшими возглашениями, объявлениями – всею этою возмутительной нечистью, которую враги общественного спокойствия щедрою рукою сыпали в народ. Ради чести науки, ради стольких надежд, которые возлагались было на молодое поколение, не хотелось бы верить подозрениям народа. Но что если и тут есть своя доля правды?» (Беллюстин И. С. Из Петербурга // Русский вестник. Современная летопись. 1862. № 23).

«Из уст в уста передается таинственный страшный слух. И один нашептывает другому, из дома в дом распространяется ужас – не несчастный случай вызвал это бедствие, не недосмотр, не просто проступок, не ребяческое легкомыслие обрушило на нас этот страшный удар. Крадущиеся в темноте злодеи, преступники, чуждые роду человеческому негодяи, лишенные всякой человечности, – говорят, это они бросили искру и раздули пожар, который обрек многие тысячи на бедность и нищету. <���…> Мы всё еще не можем и не хотим верить тому, что поджоги совершены революционерами…» (St. Petersbur-gishe Zeiting. 1862. № 115. 30. Mai).

Любопытно, что в редакционной статье от 13 июня Лесков извинился и перед разгневавшимся на его первую «пожарную» статью государем: «Во всех проявлениях, в которых можно было наблюдать народ в деятельности, произведенной пожарами, особенно резко выступали три черты: подозрительность, развитая до болезненности; недоверие к волнующим его слухам и воззваниям; любовь к Императору Александру II, с именем которого у народа неразлучно понятие о личной свободе и льготах, и, наконец, полнейшая готовность стоять за своего освободителя» (Лесков Н. С. < Пожарные вариации на тему: «с одной стороны и с другой стороны»> // Лесков Н. С. Полное собрание сочинений. Т. 2. М., 1998. С. 613).

Петр Ильич Юркевич (?—1884) – драматург, театральный обозреватель «Северной пчелы».

Историк театра, филолог Б. В. Варнеке в письме А. Н. Лескову от 3 июня 1939 года передает свой разговор с В. П. Бурениным, состоявшийся четыре десятилетия спустя после «пожарных» событий: «“Про Лескова смело надо сказать, что это самый свободный, самый дерзкий русский писатель. Кто бил жандармов так жестоко, как он?” <���…> В то утро, верно, у В. П. желудок подействовал, и он был разговорчив и продолжал: “Как нелепо и фальшиво осветил Флексер (критик А. Л. Волынский, настоящее имя – X. Л. Флексер. – М. К.) всю историю с пресловутым письмом о пожарах. Автор ‘Русских критиков’ должен был знать, что за люди были те, кто заживо распял Лескова. В первую голову агитаторы. И их хором очень ловко дирижировало III отделение… Надо быть идиотом, чтобы сделать из него выводы, какие сделала ‘красная печать’. Ей их кто-то подсказал. Кто? полиция, конечно, одна знала виновников пожара и через них науськивала толпу на студентов. Пожар устроили поляки, но ведь они-то были очень [сильны] в департаментах. <���…> ‘Письмо-донос’. И пошла писать губерния. <���…> Я очень хорошо знаю эти круги. И это как раз жандармская хватка, искалечившая жизнь Лескова. Вот о чем надо было писать…” Конечно, через сорок лет слова В. П. я забыл, но суть речи – как раз та» (цит. по: Борхсениус Е. И. Мои воспоминания о Николае Семеновиче Лескове // В мире Лескова: Сборник статей. М., 1983. С. 354).