Андрей Плахов - Озон

Когда Озон впервые встретился с актрисой, он сказал: «Я хочу предложить вам роль, но вынужден спросить, согласны ли вы выглядеть красивой? Таково условие». (Между прочим, примерно то же самое режиссер говорил и Людивин Санье перед съемками «Бассейна».) Французские актрисы, за исключением тех, что блюдут имидж див, стесняются быть красивыми: это считается почти неприличным. Бруни-Тедески, помимо прочего, дистанцировалась от буржуазного имиджа своей сестры Карлы Бруни, манекенщицы, первой леди и львицы высшего света. В своих прежних ролях угнетенных невротичек Валерии приходилось сутулиться при ходьбе, да и от природы она была довольно грузной. Для фильма Озона актрисе понадобилось сбросить изрядное количество килограммов, и не факт, что это удалось бы, если бы в силу обстоятельств съемки не прервались на целых пять месяцев.

Это вполне соответствовало ритму фильма, новеллы которого разделены большими промежутками времени. И Валерия пришла на очередные съемки уже совсем другой: ее красота сияла, а сама актриса сказала, что в фильме Озона чувствует себя, как на портрете в раме. Такие «рамы» умели создавать для своих любимых исполнительниц Бергман и Трюффо. Не случайно героиню Озона зовут Марион – как героинь Катрин Денев в «Сирене с „Миссисипи“» и «Последнем метро». И почти как женщину, которую в «Сценах из супружеской жизни» играет Лив Ульман (у нее шведский вариант имени – Мариане). Тот же Трюффо после неудачного дуэта Денев – Бельмондо в «Сирене с „Миссисипи“» говорил, что в хорошем фильме должно быть нечетное число персонажей. Озон знает это, однако, постоянно нарушает правило, отсюда в его фильмах цифры «8» и «2». Хотя, конечно, в новой картине есть и другие персонажи, но они тоже в основном разбиты по парам.

Одна такая пара – родители Марион: самый что ни на есть банальный союз, моногамный брак, прочность которого строится на взаимных оскорблениях и словесном садомазохизме. Мать Марион играет Франсуаза Фабиан – актриса второго ряда «новой волны», протягивающая нить к тому времени, которое считается началом революции нравов. Но революционеры с возрастом превращаются в консерваторов. Мы видим, что в нравах ничего не изменилось: супруги живут по привычке, терпят друг друга, выпускают наружу свою агрессию и вовсе не думают расходиться.

Вторая «фоновая» пара – однополая: стареющий брат героя и его молодой любовник. Казалось бы, вот уж свободный союз, но нет, он точно так же отдает рутиной: та же унизительная зависимость от партнера (в том числе материальная), те же обиды, то же неравенство. Озон дает понять: свобода сексуальной ориентации не гарантирует счастья, его герои страдают и в такой форме сожительства.

Жиль и Марион, как некогда герои «Жюля и Джима», пытаются противопоставить рутине альтернативную модель существования. Они смотрят правде в глаза и не хотят длить иллюзию счастливого семейства, сделав для себя несколько страшных открытий. Когда один из супругов спит, другой не может заснуть, когда один испытывает желание, другому не до секса, радость материнства не адекватна отцовской реакции. И так далее. В этом драма любых отношений: полное слияние душ и тел возможно только в романтической поэзии, за пределами жизни.

Часто выходом из тупика становится еще больший тупик – любовный треугольник. В его возможность верил Трюффо, но не верит Озон. И потому даже не пытается его завязать. Прямолинейные толкователи (среди них есть и критики) хватаются за эпизод брачной ночи, чтобы объяснить – и тем самым уничтожить – фильм Озона. Мол, парень на свадьбе напился и заснул, девушка вышла в лунную ночь и переспала со случайным гостем – заезжим американцем, вот где она, трещина в брачном союзе. Озон достаточно умен, чтобы иметь основания сказать: а вы видели, что она изменила мужу? Держали свечку? Измена в фильме не показана, мы узнаем о ней только со слов, а значит, не факт, что она вообще была, и не в ней, в сущности, дело. Ведь и намеки бывают ложными.

Двусмысленны и приемы остранения, которые применяет режиссер, чтобы вывести сюжет из эстетики «мыльной оперы». О первом трюке – хронологическом – мы уже говорили в начале. В последнем эпизоде Марион и Жиль, только что сблизившиеся, плывут в открытое море навстречу заходящему солнцу. Это можно было бы трактовать как «море жизни» или отсылку к средиземноморской ментальности режиссера, если бы он настойчиво не напоминал нам об условности этой сцены. Ведь мы отлично знаем, к какому берегу приплывут герои. Озон говорит:

Когда сюжет рассказывают с конца, ты почти забываешь, что персонажам суждено расстаться. Я даже хотел, чтобы последний кадр рождал у зрителей желание пережить историю заново, поверить, что она может начаться сначала. Изложение событий в обратном порядке содержит неизбежный парадокс: уже известен мрачный, безрадостный конец, а рассказ устремлен к яркой светящейся точке.

Этот иллюзорный оптимизм обыгрывается и на стилистическом уровне: начиная «5 × 2» цитатой из Бергмана, Озон делает несколько реверансов в сторону Эрика Ромера, а завершает фильм совсем «постыдно» – в эстетике фоторомана и Клода Лелуша. Сначала он даже думал назвать картину The Two of Us («Мы с тобой»), почти с таким же названием был в свое время фильм у Лелуша, к тому же есть такой французский журнал, обложки которого Озон собирался использовать в начальных кадрах. Потом пришла идея вместо глянцевых обложек пустить между эпизодами исполняемые мужскими голосами итальянские песни: они прошивают ткань картины нежными, немного слащавыми рефренами о любовных страданиях. Конденсация масскультовой «пошлости» оказывается к финалу столь сильной, что даже кадр заката на фоне моря не выглядит штампом: здесь мы наконец узнаем прежнего Озона – никакого не реалиста и не психолога, а игривого и фривольного ловца стереотипов.

Но мы видим и другое: в свои тридцать семь лет Франсуа Озон внутренне меняется и мудреет. Он больше не делает ставку на эпатаж и внешние эффекты. Он ставит даже не на психологию, а на подтексты, которые начинают работать как раз благодаря ретроспективному взгляду, придающему банальному сюжету глубину и объем. Поэтому только улыбку может вызвать идея французских прокатчиков выпустить картину на DVD с «исправленной» хронологией. Тогда получится, наверное, не сама глупая, но все же чересчур нравоучительная картина, которую ни за что бы не снял Озон. Такую гипотетическую картину даже описал один из пользователей портала Kinopoisk.Ru, привожу это подробное описание в сокращенном виде:

Жиль бросает ради Марион свою девушку Валери, с которой встречался четыре года и собирался на ней жениться. Причем делает это практически у нее под носом. А потом Марион изменяет ему в первую же брачную ночь, тоже у него под носом. А чем, спрашивается, думал Жиль, когда напился и уснул, даже не выполнив перед сном свои первые супружеские обязанности? А чем, спрашивается, думала Марион, когда изменила своему новоиспеченному мужу, даже не подумав о последствиях, которые появились через девять месяцев? И не удивительно, что Жиль не захотел придти и поддержать Марион в роддоме, ведь где-то в глубине души он чувствовал обман. А уж когда он увидел ребенка, то уехал из роддома, так и не повидав его мать, которой и так было не сладко после тяжелых родов. А каково было ей? В то время как молодые пары наслаждаются чистотой и безобидностью первых лет совместной жизни, когда обиды и упреки еще не успели придти в их жизнь, она все эти первые девять месяцев жила с обманом внутри себя и гадала: а кто же папа? Ей было безумно тяжело, и Жиль ее не поддержал, что дало вторую трещинку. А затем настало время, когда и Жиль захотел ей изменить. И она ему разрешила… принять участие в оргии и смотрела на это. А разрешила потому, что хотела оправдаться перед самой собой, что вот, мол, и он тоже был мне неверен. Но от этого стало еще хуже, только теперь уже им обоим. Каждый раз, когда они вспоминали эту измену, происходило еще большее отчуждение. Ну а дальше, как говорится, понеслось: у него – другая женщина, у нее – много других мужчин. Трещины, трещины, трещины – и семейная чашка разбилась вдребезги. Развод. И что же они делают сразу после развода? Идут в отель заниматься сексом. В итоге она кричит, что не хочет, но он практически ее насилует, а ведь когда они пришли в отель, было отчетливо ясно, что не силой же он привел ее сюда. Она и сама не знает, чего хочет. А он? Сначала развелся, а потом сказал: «Не хочешь снова переспать?» А где же они раньше-то были? Этим надо было заниматься друг с другом в первую брачную ночь! Такое ощущение, что Жиль и Марион ни одной минуты друг о друге не подумали, да и вообще не думали, а значит, и не были готовы к такому серьезному шагу, как создание семьи. Брак, семья – это когда вас уже двое, и ответственность уже за двоих, и думать нужно уже не только о себе. А эти двое – только о себе и своих желаниях и думали. И каждый раз, после каждого предательства и обиды, они говорили: «Я тебя люблю».