Андрей Плахов - Озон

– А что скажешь про Людивин Санье, которую снимаешь уже в третий раз и в артистической жизни которой сыграл роль крестного отца? Кто-то из журналистов сказал, что в образе ее героини ты спародировал некоторых персонажей популярных реалити-шоу…

– В этом не было необходимости. Таких девчонок, как та, что сыграла Людивин, пруд пруди на каннских улицах. Но актриса она не простая. Очень умна, и хотя я ее действительно «сделал», она больше во мне не нуждается, поскольку я дал ей возможность без страха смотреть в лицо судьбе. В «8 женщинах» она не была такой гламурной, как ее партнерши, все время бегала в штанах и напоминала мальчишку. Между прочим, в «Бассейне» сначала предполагалось, что партнером Шарлотты будет парень, но потом я понял, что это клише французского кино (женщина в возрасте и молодой объект ее желания) меня не интересует. И я решил дать Людивин роль сексуальной и загадочной женщины – настоящей «героини».

– В общем, это настоящий фильм-дуэт?

– Да, и эта конструкция позволяет мне соединить две стороны моего кинематографического мира – театральную и гротескную (это Людивин) и интимную (Шарлотта).

– Ты впервые участвуешь в конкурсе Каннского фестиваля. Какой приз ты бы предпочел получить?

– Актерский. Мне кажется, мои актрисы его заслужили.

– Какая из них?

– Обе.

КАННЫ, 2003

– Делая «5 × 2», события которого разворачиваются в обратном хронологии порядке, ты, видимо, опирался на прежние опыты такого рода?

– Конечно, я смотрел «Необратимость» Гаспара Ноэ, «Две подруги» Джейн Кэмпион и читал пьесы Гарольда Пинтера. Когда рассказываешь историю с конца, не надо все в подробностях объяснять, ибо финал публике уже известен. А я как раз и не хотел ничего объяснять – хотел, наоборот, задавать вопросы, ибо ответов я сам не знаю. Из-за того что зритель уже знает, чем все кончится, он сосредоточен не на том, «что», а на том, «почему».

– Если конец истории оказывается началом, что в этой ситуации становится истинным финалом фильма?

– В том-то и дело, что такая структура переакцентирует наше внимание на начало. А начало важно в любой истории, ибо зритель должен в нее поверить. К концу фильма он накапливает достаточно информации для того, чтобы увидеть в первой встрече героев, плывущих в открытое море, нечто большее, чем пляжный роман.

– Они плывут навстречу закату. Тебе не казалось, что этот кадр выглядит как клише?

– Делая любовную историю, вы так или иначе оказываетесь в мире клише, и вы должны любить эти клише.

– Почти во всех твоих фильмах есть образ воды: это может быть бассейн, море, океан… Это что-то подсознательное, связанное со средиземноморской ментальностью?

– Я никогда не анализировал почему, но это правда. Вода – это что-то чистое, открытое. В моем последнем фильме сюжет движется к открытости: море – это жизнь. Было бы еще более символично заставить героев войти в бурное море. Но в день съемок море было тихим, и я оставил все как есть. Моря нет только в «8 женщинах» – но это ведь совсем искусственная конструкция.

– В фильме прекрасный актерский дуэт. Как сумели актеры войти в придуманные тобой образы?

– Стефану Фрейсу труднее всего далась сцена, когда его герой испытывает ужас, став отцом. Мне пришлось убеждать его: представь, что тебя бросили родители, а другие люди взяли на воспитание. А Валерия Бруни-Тедески так вошла в роль, что, играя финал, все время плакала.

– Финал, тот, что «в жизни», или тот, что в фильме?

– Настоящий: ведь на самом деле все снималось в хронологическом порядке.

– Главная любовная история в фильме оттеняется двумя другими, отражается в них, как в зеркале. С одной стороны – родители героини, традиционная рутинная семья. С другой стороны – брат героя и его молодой любовник. Каков смысл этих противопоставлений? В том, что институт супружества себя исчерпал?

– Я ничего не имею против института супружества, если кому-то он подходит. Старшее поколение жило в атмосфере несвободы, даже развестись тогда было трудно. Они притерлись друг к другу, живут в моногамном браке, часто ссорятся, оскорбляют друг друга, выпускают наружу свою агрессию, но не расстаются. Молодые не хотят так жить – неважно, геи это или гетеросексуалы. Они считают себя свободными, но это не значит, что они более счастливы. Вопреки рассказам о прелести свободных отношений, мы видим в фильме, что его герои страдают и в такой форме союза.

– А ты сам предпочитаешь традиционный или свободный союз?

– Я бы хотел прожить не одну любовную историю, а несколько. Я бы определил любовь как работу. По тому, чтобы избавиться от иллюзий, перестать идеализировать друг друга и при этом сохранить чувство.

ВЕНЕЦИЯ, 2004

Каждый раз при очередной встрече с Озоном я обнаруживал его все более взрослым, грустным, менее ироничным.

– В последнее время ты снимал камерные фильмы. «Ангел», даже если сравнить с бравурными «8 женщинами», – самый амбициозный из твоих кинопроектов. Что это – своего рода вызов?

– Каждый фильм режиссера – вызов, но «Ангел» – это еще и самый большой бюджет.

– Можно рассматривать твой первый целиком англоязычный фильм как путь в Голливуд?

– Это не голливудский, а английский фильм, и у нас даже нет пока американского дистрибьютора. Если бы картина снималась в Голливуде, меня заставили бы год переписывать сценарий, а на главную роль назначили бы звезду по своему усмотрению. Снимая на европейские деньги, мы могли себе позволить избежать компромиссов.

– В основе фильма – роман писательницы о писательнице. Почему ты обратился к книге Элизабет Тейлор и почему уже второй раз (после «Бассейна») героиня твоих фильмов – писательница? У нее были реальные прототипы?

– Прототипом героини книги была Мари Корелли, любимая писательница королевы Елизаветы, сочинявшая дамские романы, познавшая раннюю славу, а ныне забытая. Меня удивил и вдохновил роман Тейлор, но героиня фильма Энджел сильно отличается от той, что в книге. Та была некрасивая, невысокая, несексуальная – настоящий монстр. Я не считал правильным в двухчасовом костюмном фильме держать в фокусе внимания такую героиню. Поэтому я убил Энджел молодой.

– Поражает изобразительное решение фильма, чем ты вдохновлялся, работая над ним?

– С самого начала мы решили, что история должна быть рассказана не только через сюжет, но и через все остальные элементы фильма – прежде всего через драматургию цвета. Работая над костюмами, смотрели «Эпоху невинности» Мартина Скорсезе, «Далеко от рая» Тодда Хэйнса, американские фильмы 1940-х годов. У англичан неважный бытовой вкус, а поскольку наша героиня в своем роде безумица, мы могли как угодно фантазировать, одевая ее: это сумасшедшее зеленое платье в сцене в театре, шокирующие смеси ярких и пастельных тонов.