Андрей Плахов - Озон

– Надо просто дать каждому «монстру» возможность делать на съемочной площадке то, что он любит. Например, Катрин Денев опять будет у меня петь – как в «8 женщинах».

– Вы говорите про свою новую картину Potiche… Надеетесь, что французские суперзвезды обеспечат вам путевку в Канны?

– Напротив, сильно в этом сомневаюсь. Potiche, к несчастью, комедия. А французская комедия – далеко не лучший вариант для Каннского фестиваля.

– В ваших последних фильмах меньше гнева и сарказма, больше лирики. Изменилось, кажется, и отношение к семье?

– Да, раньше я более агрессивно относился к идее буржуазного семейного очага. Сейчас знаю, что семья нужна, хотя необязательно в традиционном смысле.

– На эту смену интонации повлияли какие-то события вашей личной жизни?

– Наверняка, но о них необязательно знать зрителям. Они видят много событий в моих фильмах, и этого достаточно.

ПАРИЖ, 2010

В «Двуличном любовнике» очень много говорится о чувствах. И если в нем есть агрессивные, жестокие сцены, в первую очередь они связаны с тем, что героиня ищет как бы корень, причину своей проблемы, пытается понять, почему ей так плохо. Меня нормальные люди не очень-то занимают. А интересуют те, в ком есть какой-то надлом. В «Двуличном любовнике» героиня пытается понять, что с ней не так, ищет решения вовне, а оказывается, что проблема внутри нее. Трансгрессия – это личностное проявление, а не социальное. Последняя сцена, где мать обнимает дочь, очень важна, в ней сильные эмоции выражены через что-то очень простое и понятное.

Мне нравится делать очень разные фильмы. Когда вышел «Франц», многие говорили: «Наконец-то, Франсуа, ты повзрослел, делаешь кино классическое, спокойное, для старичков». А у меня совершенно нет такого ощущения, я по-прежнему молод, полон энергии и готов провоцировать публику. Поэтому «Двуличный любовник» это, в некотором роде, ответ «Францу», он сделан в пику ему.

Может быть, это парадоксально, но мне удаются женские персонажи именно потому, что я мужчина. У меня есть некая дистанция и чистота взгляда. Когда я работаю с мужскими персонажами, то как будто вижу себя, это мешает. О чем-то глубоко личном я могу говорить, когда прячусь за женским образом. Нахожу себя, но не впрямую, а косвенно. Для меня очень важно, что в фильме заложено несколько слоев, несколько разных уровней, его можно прочитать по-разному. Мне кажется, ни в одной истории любви нет просто радости или просто боли. В одном из фильмов Франсуа Трюффо герой говорит: «Любить тебя – это быть счастливым и страдать одновременно». Думаю, все истории любви – это смесь двух противоположных чувств.

Когда ты режиссер, конечно, ты снимаешь фильмы для себя, но еще и для публики. Это огромное удовольствие – путешествовать, встречаться со зрителями, слушать, что публика думает о моих фильмах. Люблю бывать в России. Не знаю, может быть, где-то в моей родословной, в каком-нибудь десятом колене есть русские, славянские дальние родственники. А может быть, просто во мне есть частичка этой русской меланхолии. Еще хочу сказать, что я большой любитель водки, вообще-то.

Не очень уверен, есть ли разница между русскими женщинами и француженками, но точно знаю, что мои фильмы пользуются большим успехом в России. Например, у фильма «Молода и прекрасна», где тоже снималась Марина Вакт, был большой успех у вас в прокате, «8 женщин» тоже понравились в России. Видимо, ваши соотечественницы узнают себя в моих героинях. Снять фильм, в котором героиня была бы русской и ее сыграла русская актриса? Почему бы и нет?

Что касается российских режиссеров, сейчас во Франции ситуация с показом русского кино довольно печальна, фильмов из России мы почти не видим. Такое впечатление, что лент было гораздо больше, а сейчас французские дистрибьюторы их, видимо, не берут. Единственный режиссер, фильмы которого у нас показывают, это Андрей Звягинцев. Я пока не видел его «Нелюбовь», а «Левиафан» мне понравился. В каком-то смысле, как я понимаю, режиссер в конфликте со своей страной, у него не самое позитивное изображение России, но это прекрасный фильм, очень интересный.

Меня очень интересуют кошки. В романе Джойс Кэрол Оутс кот прямо-таки отдельный персонаж, в фильме он тоже есть. Когда снимаешь кошек, такое впечатление, что они думают в кадре. Это совсем не то, что собаки. У тех часто глупое выражение лица, если так можно сказать. В котах всегда есть загадка. Ну, потом все мы знаем второе значение слова «киска», это тоже довольно важно. Хотя в реальной жизни я предпочитаю собак.

С Жереми Ренье мы знакомы очень давно. В 17 лет он играл у меня в «Криминальных любовниках»; когда ему было 28, снимался в «Отчаянной домохозяйке», и вот теперь в «Двуличном любовнике» он играет сразу двух персонажей. К решению взять его в этот фильм я пришел не сразу, потому что все-таки для меня Жереми во многом остался в образе того подростка, каким он был в «Криминальных любовниках». Но во время кастинга я отсмотрел огромное количество актеров, среди них были довольно известные. Они мне говорили: «Все хорошо, только пару сцен ты убери». Это связано с тем, что у французских актеров довольно сильное эго, в них есть некий мачизм, который не позволяет им идти на риск. Тогда я понял, что мне нужен артист, которого я хорошо знаю, с кем я смогу быстро найти общий язык. Тогда я позвонил Жереми. В фильме много эротических сцен, но он был не против, это его не испугало.

Стараюсь быть честным с актерами, говорить им правду о фильме с первой встречи, ничего не скрываю. Все прописано в сценарии. Я подробно объясняю, как именно я хочу эту сцену снять. У них не должно быть внутреннего сопротивления. Я прекрасно понимаю, какой это сложный, интимный процесс. И объясняю актерам: эта сцена нужна не для того, чтобы показать, как они выглядят голыми. У нее есть четкая роль в фильме. Если ты все подробно объясняешь актерам, проблем, как правило, не бывает. Они появляются, когда режиссер говорит: «Мотор! Камера! Занимайтесь любовью!» А актеры еще не знают, что нужно делать. Ими нужно обязательно руководить в такие моменты, все должно быть детально прописано. Это же просто работа, такая же, как съемки любой другой сцены. Когда актеры не понимают, как ее выполнять, это может длиться вечность. Если же им все ясно, если они себя чувствуют комфортно, то достаточно пары дублей, чтобы добиться идеального результата.

На этапе написания сценария все словно в тумане. Постепенно, когда ты начинаешь работать с актерами, фильм обретает четкость. Порой ты уходишь совсем не в том направлении, куда думал идти вначале. И это самое интересное в моей работе, когда фильм становится произведением искусства, отдельным от сценария. Все может кардинально поменяться на трех этапах: когда пишешь сценарий, на съемках и при монтаже. Меня очень вдохновляет эта творческая свобода.