Андрей Плахов - Озон

– Ты работал с великими французскими актрисами – от Жанны Моро до Катрин Денев, от Даниэль Дарье до Фанни Ардан. Что скажешь об английских?

– Британские актрисы более профессиональны благодаря театральному опыту, но по этой же причине иногда переигрывают, не всегда могут изобразить подлинное чувство и даже иногда оставляют впечатление фригидности. К счастью, после длительных проб мы нашли Ромолу Гараи – несомненно, лучшую из молодых английских актрис.

– Вернемся к французским. Почему среди «8 женщин» не оказалось Жанны Моро?

– Не знаю, так получилось, и она была этим огорчена, тем более что мы друзья. Для меня она как бабушка: я восхищаюсь ее внутренней силой, она все еще полна желаний. Когда я позвонил ей и предложил небольшую роль в фильме «Время прощания», она спросила: «Надеюсь, это не роль бабушки?» И согласилась «только для меня».

– Почему ты, молодой человек, делаешь фильмы о старости и о смерти? Почему тебя так интригуют старые актрисы?

– Во-первых, я сам не так уж молод. Успел пережить смерть близкого друга. Смерть – мое давнее наваждение. Уже ребенком я был заворожен мыслью о факте смерти. Потом узнал, что об этом много думали французские философы, в частности Монтень. Именно знание того, что ты умрешь, дает тебе энергию для жизни. Есть глубокая связь между смертью и сексуальностью. Недаром у французов бытует выражение «маленькая смерть», что означает оргазм. А что касается старых актрис, я учусь у них философии жизни, хотя многие и считают их монстрами.

– Ты говорил о том, что снимешь трилогию о смерти, началом которой был фильм «Под песком», а серединой стало «Время прощания».

– Возможно, я сделаю третий фильм о смерти – об утрате ребенка. Но не сейчас. Сейчас хочу заняться чем-то другим – может быть, поставить комедию или жанровый фильм.

– Какую из французских актрис, которую еще не успел снять, ты туда пригласишь?

– Я устал от французских актрис. Может, позвать русскую?

БЕРЛИН, 2007

Мы давно не виделись с Франсуа. Раньше общались на ты, и я не чувствовал разницы в возрасте. Теперь он кажется (психологически) чуть ли не старше меня. Как-то само собой перешли на вы: эта перемена ощущается, даже если говоришь по-английски, где «ты» и «вы» звучат одинаково.

– В вашем послужном списке – популярнейший ретромюзикл «8 женщин» и костюмная драма «Ангел». В то же время вы сняли несколько лирических камерных фильмов о детях как желанных и чуждых ангелах в несовершенном мире взрослых. Последняя из таких картин – «Убежище». Итак, вы делаете два разных типа фильмов. Какой из них для вас важнее?

– Это вопрос, на который у меня нет ответа, потому что важность фильма зависит от чего-то другого, не от бюджета и не от темы.

– От чего же в таком случае?

– Об этом можно рассуждать только постфактум. Ты никогда заранее не знаешь, будет картина иметь коммерческий успех или нет. Бывает, что в проект вложены большие деньги, и все, конечно, ждут отдачи, а в результате выходит пустой номер. Зато, например, очень недорогой фильм «Под песком» с Шарлоттой Рэмплинг в главной роли оказался одним из самых успешных в моей карьере: у него был очень приличный бокс-офис во Франции. У меня есть ленты, которые французы приняли сдержанно, но я слышу от дистрибьюторов про их особенный успех в Японии или России. Разве можно эти вещи спрогнозировать? Я, во всяком случае, не умею.

– Стиль фильма «Убежище» кто-то из критиков определил как «беременный реализм». В то же время это символическая история о женщине-прародительнице всего сущего. Беременность становится для героини ключом к сердцу любого мужчины, в том числе гомосексуала, что можно рассматривать как анекдот, а можно – как личное высказывание. Почему вас повело в эту сторону?

– Я вообще не планировал эту картину. Но мне хотелось поработать с Изабель Карре, одной из самых талантливых актрис Франции. Выяснилось, что она беременна. В беременности есть что-то таинственное; как мужчина, я все время хочу потрогать женщину с большим животом, чтобы убедиться в реальности этого чуда.

– И как воспринималось чудо на практике?

– Великолепно. У Изабель Карре по-прежнему имидж девушки, но я хотел показать в ней зрелую женщину, и ей тоже был интересен этот новый опыт. Она согласилась при двух условиях. Во-первых, фильм должен сниматься на юге Франции, где у нее есть дом и где она чувствует себя комфортно. Во-вторых, по сюжету фильма у нее должен родиться мальчик. Ибо в жизни она ждала девочку и не хотела, чтобы это выглядело ее собственной историей, автоматически перенесенной в кино. Я согласился, и мы начали снимать.

– Вы практикуете реалистический подход не только в изображении всех стадий беременности, но и в том, как показываете наркоманские «приходы». Некоторые зрители на премьере в Сан-Себастьяне даже падали в обморок от этих натуралистических сцен.

– Важно было показать наркоманию максимально жестко – не как удовольствие, а как что-то страшное, разрушительное. Моя приятельница-наркоманка в деталях консультировала нас во время съемок. Специально для фильма я изучал истории женщин, которые сидели на героине и «слезли» только благодаря беременности.

– В фильме много от жизни, но отношения, в которые вступает героиня с братом погибшего возлюбленного, отдают некоторой искусственностью, вам не кажется?

– Ничего подобного, в них есть своя логика. Двое людей, очень разных, но в чем-то они похожи: оба неудачники, оба ищут свою идентичность. Судьба сводит их вместе через погибшего и его ребенка. В контакте друг с другом они обретают себя. Героиня оставляет младенца брату его отца – мужчине, который сам никогда не сможет быть с женщиной и иметь детей. Она делает это не потому, что тот богат, а она «пропащая», но потому, что таким образом пытается разгадать загадку зарождения и продления жизни. Парадоксальным образом тот, кто дал жизнь другому, не может жить сам, а тот, кто может, не способен к биологическому отцовству.

– Почему вы пригласили на роль брата певца Луи-Ронана Шуази, похожего на молодого Алена Делона?

– Я не хотел брать на эту роль известного актера, мне хотелось показать красивое лицо, незнакомое по киноэкрану.

– Кто был для вас ролевой моделью в профессии?

– Трудно говорить о любимых режиссерах, они меняются с возрастом и даже со временем суток. С утра я люблю Фасбиндера, днем мне ближе Эрик Ромер, а вечером – Макс Офюльс. Когда снимаю кино, я оказываюсь в другом мире, где не все идеально, и все же это мир моей мечты. Мне нравится стоять за камерой и руководить актерами.

– А легко ли руководить такими «монстрами», как Жерар Депардье и Катрин Денев?