Петр Лебеденко - В излучине Дона

На картах уточняем передний край — свой и соседей. Получается так, что теперь фронт находящейся справа от нас 131-й стрелковой дивизии и наших бригад составляет почти прямую двадцатикилометровую линию, идущую с северо-востока на юго-запад и перехватывающую проселочную дорогу между селами Липо-Лебедевский и Липо-Логовский.

Пока нам известно, что корпусу противостоит 3-я немецкая моторизованная дивизия. Но не исключено (упорное сопротивление дает основания предполагать), что в нашей полосе действуют и другие части врага. Разведка уже донесла о подходе к неприятелю подкреплений.

А что у нас? Откровенно говоря, не густо. Двадцать семь танков у меня, семнадцать — у Румянцева да по мотострелково-пулеметному батальону. На левом фланге — бригада Лебедева с 884-м стрелковым полком. Но у нее всего четыре танка. Через два часа, по расчетам комкора, должна подойти 32-я мотострелковая бригада подполковника Хорошева.

Задача наша — выбить противника из Липо-Логовского.

— Без артиллерии и авиации ничего не получится, — неосторожно заявляет Румянцев.

— Наступать без солидной поддержки — значит просто губить танки, — по инерции вторю я.

Из-под запыленных бровей Родин окидывает нас насмешливым взглядом. Губы его кривятся в злой усмешке. Он делает глубокую затяжку.

«По-настоящему курить стал», — мысленно отмечаю я.

— Артиллерия, авиация, солидная поддержка, — передразнивает нас комкор и в сердцах сплевывает. — Тоже мне, теоретики объявились! Скажите, какие умники! А кроме вас никто ничего не видит и не понимает. — Делает новую затяжку и, выпустив дым, повторяет: — Артиллерия, авиация, солидная поддержка… — И вдруг жестко: — Есть приказ. Надо бить противника сейчас и тем, что имеется, а не ждать, когда он навалится!

Комкор сердито сбивает фуражку на затылок и откидывается спиной на гусеницу танка:

— Истреблять оккупантов надо, не давать покоя. А вы — «поддержка».

Мы и сами прекрасно понимаем, что обстановка на фронте диктует именно активные наступательные действия. Но не высказать свое беспокойство не можем.

— Я понимаю ваши сомнения, — уже несколько мягче произносит Родин. — Конечно, дай нам двести танков, да артиллерию, да авиацию — и мы погнали бы врага так, что у него только бы пятки сверкали. И будет время, когда фронт получит достаточно техники. А сейчас ее нет. Она идет на более важные направления. Нам же придется наступать с тем, что имеем. Так что готовьтесь к новой атаке. Начало — в пятнадцать ноль-ноль…

Стрелки на циферблате показывают ровно три. И тут же начинают бухать орудия 131-й стрелковой дивизии. Это артподготовка. Как только она кончается, бригада начинает атаку, сосредоточив основные усилия против северных скатов высоты 169.8. В первом эшелоне идут Т-34, во втором — Т-70.

Противник умело использовал местность. За пологими северными скатами высоты 169.8 выстроилось несколько высоток. Их склоны, изрезанные глубокими оврагами, почти непроходимы для танков. Вот почему на высоте 169.8 гитлеровцы оставили лишь небольшой заслон, а основные свои силы развернули на рубеже за оврагами.

Вначале танки ползут, соблюдая равнение, но скоро строй ломается — одни вылезают вперед, другие отстают. А вот уже головные машины достигают гребня и, ведя огонь из пушек и пулеметов, скрываются из поля зрения. За высотой сразу же возникает жестокая артиллерийская дуэль. Длится она недолго и обрывается внезапно. И тут же из-за гребня, пятясь, выползают несколько тридцатьчетверок. Оказавшись вне досягаемости вражеских снарядов, они останавливаются. Из одной выскакивает человек — в бинокль я вижу, что это лейтенант Перцев, — и быстро шагает от одного танка к другому. К нему присоединяется командир подошедших семидесяток. Переговорив о чем-то, они расходятся по разным экипажам.

Радиосвязи с танками у меня нет, и я посылаю туда на броневике офицера связи Н. И. Грахова. Но Грахов не успевает к гребню. Все машины, кроме одной тридцатьчетверки, срываются с места и переваливают за высотку.

Почти сразу появляется вражеская авиация. Бомбы ложатся по ту сторону кургана, там, где действуют наши танки. Вторая группа самолетов обрабатывает части 131-й стрелковой дивизии.

Вновь громыхают немецкие орудия. Огонь их, вначале не очень частый, быстро усиливается и сливается в сплошной гул.

В небе, словно воронье над падалью, кружатся вражеские бомбардировщики. Я вижу, как новая стая их налетела на бригаду Румянцева. Часть сыплет бомбы с горизонтального полета, а другая — пикирует.

Асланов трогает меня за рукав:

— Смотрите, тридцатьчетверка идет.

Это та, что осталась на южном скате высоты. Она спускается со склона и останавливается рядом с наблюдательным пунктом. Через передний люк вылезает Грахов. Оказывается, он привел машину.

К танку спешат санитары. С задней площадки осторожно спускается механик-водитель. Руки его окровавлены. Ранен командир лейтенант Берегейко и весь экипаж. В борту танка виднеется пробоина.

Голова у Берегейко наспех обмотана бинтом, через который просочилась кровь. Видно, ему тяжело, но он старается держаться бодро.

— Что случилось на той стороне, лейтенант? Почему вернулись? — спрашиваю у него.

— Неувязка получилась, товарищ полковник. Нарвались на минное поле. Разведку провести не удалось, место открытое, как на ладони. Ну, а обходить поле — значит подставлять под огонь свои бока. Вот командир и решил вернуться, чтобы потом атаковать несколько левее.

— Противотанковые средства противника удалось установить?

— По нас вели огонь до двадцати закопанных танков, до двух десятков орудий.

Голос лейтенанта слабеет, лицо приобретает матово-белый оттенок. Берегейко бессильно опускается на землю.

— Скорее в медпункт! — приказываю я.

Снова налетает авиация. За высотой поднимается синевато-пепельная дымка.

Меня вызывают к телефону. Это Иван Акимович Сух. Он докладывает, что достиг северного склона высоты, но дальше продвинуться не может и несет большие потери от артиллерии и авиации противника.

— Окапывайтесь! — приказываю я.

А бомбы пашут и пашут землю. Остервенело заливаются пулеметы, и противно крякают мины.

Но вот в небе появляется шестерка советских истребителей, и сразу веселее, как мне кажется, заработали наши зенитные пушки и пулеметы. Удар наших оказался внезапным, и после первой атаки один за другим, густо дымя, вываливаются из строя три «юнкерса». Сверху на наших ястребков бросаются «мессеры». В воздухе возникает вертикальная карусель. Ничего в ней не разберешь, даже в бинокль.

«Юнкерсы», ломая строй, спешат на запад. За ними, огрызаясь, следуют «мессеры».