Петр Лебеденко - В излучине Дона

— Сами понимаете, товарищ полковник, что это за фронт. Опять подаю рапорт. Переводят в бригаду, и снова в штаб.

— Вы работали на командной должности?

— А как же! До войны командовал взводом. Без малого год.

— Мда-а, практика у вас небогата.

— Небольшая, конечно, — упавшим голосом ответил капитан и вздохнул.

И тут его выручил майор. Он рассказал, что во время боев в Крыму Грабовецкому не раз случалось подменять выбывших из строя командиров танковых рот. А однажды он неделю замещал командира батальона.

— Прежний комбриг все больше склонялся к мысли перевести Грабовецкого в подразделение, — закончил майор. — И комиссар Николаев, помнится, соглашался.

Я вопросительно посмотрел на Мирона Захаровича. Тот утвердительно кивнул головой.

Из разговоров я уже и сам пришел к выводу, что в принципе Грабовецкий подходит на роль командира.

— Хорошо, капитан. Пока принимайте роту.

— Есть! — радостно воскликнул Грабовецкий.

Дела в роте шли отлично, и недели через две я назначил Грабовецкого заместителем командира батальона. Потом, уже окончательно уверовав в способности капитана, ходатайствовал о назначении его командиром батальона.

24 июля в районе Калача действовали фашистские бомбардировщики. Нас это не особо тревожит. Мы знаем, что одиночные вражеские самолеты нередко долетают даже до Волги. К тому же в самом Калаче тихо. Правда, за Доном погромыхивают артиллерийские орудия, но мы с Николаевым полагаем, что это советские войска, размещенные в Калаче, проводят учебную стрельбу.

Минули сутки, а приказа выступать из Черкасова все нет. Вопреки обещанию, командир корпуса не появляется. Посланный в его штаб офицер связи тоже не возвратился. Такой ход учения непонятен, и мы недоумеваем.

Лишь утром 25 июля прибыл офицер связи, и обстановка более или менее прояснилась. Для нас она оказалась совсем неожиданной.

Из-за недостатка информации о положении на фронте мы имели самое общее представление. В основном ориентировались по газетам и радио.

Мы знали, что 22 июля развернулись активные бои в районе Воронежа и юго-восточнее Ворошиловграда. 23 июля радио сообщило о боях под Новочеркасском, Ростовом-на-Дону. Сведения эти большой тревоги не вызвали, ибо названные пункты находились в четырехстах километрах от Сталинграда. Правда, в сводках как-то упоминалась станица Цимлянская, но и до нее было более двухсот километров. Словом, пока никто из нас и мысли не допускал о серьезной угрозе Сталинграду. Об истинном положении вещей мы узнали слишком поздно, буквально в преддверии ожесточенных боев в излучине Дона.

Чтобы читателю были понятны последующие события, я вернусь несколько назад и коротко расскажу о том, что предшествовало нашему внезапному ночному маршу.

В начале июля 1942 года фашистские войска прорвали оборону Юго-Западного фронта и устремились через Ворошиловград и Миллерово к Волге. Когда определились замыслы противника, советское командование приняло специальные меры по защите Сталинграда.

Был создан штаб Сталинградского фронта. Ему подчинили несколько армий, в том числе резервные 62-ю и 64-ю и отошедшую за Дон 21-ю. Между Волгой и Доном спешно сооружались оборонительные рубежи. В самом городе формировались части народного ополчения.

В середине июля 62-я армия заняла оборону в большой излучине Дона на рубеже Клетская — Суровикино, в ста сорока километрах западнее Сталинграда. Левее ее стала 64-я, а правее — 21-я армия.

Выдвинутые на сорок — пятьдесят километров передовые отряды 62-й армии вошли в соприкосновение с противником 17 июля. А через пять суток вступили в бой и основные силы армии. Имея более чем двойное превосходство, за два дня неприятель протаранил правый фланг 62-й армии в полосе Клетская — Манойлин и ринулся в образовавшуюся тридцатикилометровую брешь, углубляя прорыв на восток и юго-восток. В ночь на 25 июля вражеские войска устремились к переправам через Дон вблизи Калача с двух направлений — с запада и северо-запада. Передовые их части вышли на реку Лиска в районе Качалинской, в двадцати километрах от Калача, и начали действовать уже по тылам 62-й армии. Над отдельными соединениями ее нависла угроза окружения. Другая сильная группировка противника, действовавшая с северо-запада, вырвалась к самым переправам у Калача.

Командование 62-й армии в порядке контрмеры перебросило с левого фланга в район Остров — Скворин 196-ю стрелковую дивизию. Она заняла оборону по восточному берегу реки Лиска и преградила противнику путь к переправе с запада.

23 июля приказом Ставки Верховного Главнокомандования была создана наша 1-я танковая армия. Первоначально в нее вошли 13-й и 28-й танковые корпуса, 131-я стрелковая дивизия, 158-я тяжелая танковая бригада, два артиллерийских полка ПВО, два артиллерийских полка ПТО и один полк гвардейских минометов.

Командующим армией назначили генерал-майора К. С. Москаленко (ныне Маршал Советского Союза), членом Военного совета — бригадного комиссара В. М. Лайока, заместителем командарма — генерал-майора Н. А. Новикова, начальником штаба — полковника С. П. Иванова.

На формирование армии дали всего шесть дней. Но внезапно возникшее угрожающее положение под Калачом сорвало планы формирования. Недоукомплектованная, она была брошена в самую гущу боев, как говорится, прямо с колес. При этом соединения, расположенные в разных местах, не имели надежной связи между собой и со штабом армии.

13-й танковый корпус, до того находившийся в резерве фронта, с момента прорыва немецко-фашистских войск на правом фланге 62-й армии временно подчинили непосредственно командующему этой армией. Части корпуса вступили в бой 24 июля вместе с 33-й гвардейской стрелковой дивизией. Это произошло в районе Копанья, в шестидесяти километрах северо-западнее Калача.

131-я стрелковая дивизия оборонялась на восточном берегу Дона, от Голубинской до Калача. А 158-я тяжелая танковая бригада еще находилась на марше. Ее подход к Дону ожидался только к ночи на 26 июля.

Таким образом, утром 25 июля генерал К. С. Москаленко мог использовать в районе Калача лишь наш 28-й танковый корпус, оказавшийся ближе всех. Но корпусу в то время было еще далеко до полной боеготовности. И вот почему.

Создавался он в сложных условиях и очень поспешно. 39, 55 и 56-я бригады, послужившие ядром соединения, в боях на Крымском полуострове потеряли почти всю технику и более двух третей личного состава. В конце мая сорок второго года остатки их перебросили в Сталинград. Здесь они пополнялись людьми и техникой.

Одновременно создавалось управление корпуса, а в начале июля в Сталинград приехали командир корпуса полковник Г. С. Родин и комиссар А. Ф. Андреев. Тут только мы и узнали, что входим в состав 28-го танкового корпуса.