Николай Чехович - Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте

19 декабря 1942 г.

Здравствуй, мама! Прости, что со дня твоего отъезда так нескоро собрался написать: не было ни минуты свободного времени. Писать очень хотелось: мне так приятно делиться своими мыслями с тобой. Ведь, кроме тебя, у меня нет сейчас ни одного друга. С Юрой мы снова потеряли друг друга из виду. Конечно, я в хороших отношениях с нашими ребятами, но среди них нет ни одного такого склада характера, который подходит мне. Ты знаешь, какие у меня обычно друзья. Я, пожалуй, затрудняюсь описать, что именно мне нужно в друге. В общем — черты Юры Азарова: изобретательность, умение все делать самому, любовь к точным наукам, фантазия, немного юмора и еще какие-то мало заметные, но характерные черты, которые трудно уловить. Например, я очень ценю в человеке верность слову. Как сказано — должно быть сделано. Помнишь, бывало сговоримся мы с ребятами в поход, а утром им лень рано вставать. Я не признавал этого, и Юра всегда был со мной одного мнения. «Не хотите — не надо», говорили мы и отправлялись вдвоем.

Но самые лучшие друзья не могут тебя заменить. Когда ты в последний раз уходила, мне почему-то сделалось так тоскливо, как никогда в жизни. И эти дни я все время ощущаю какую-то внутреннюю пустоту, все время мне чего-то нехватает. Увижу ли я тебя еще? Береги себя. Ведь недалек тот час, когда гады будут уничтожены, и мы снова вернемся в Москву, к мирной, счастливой жизни. Большое спасибо за посылочку. Сухари и конфеты доел только вчера.

Совсем забыл, что скоро Новый год. Поздравляю с наступающим Новым годом. Что-то он нам принесет? Отвечаю на вопросы: часы идут прекрасно, правда, первое время останавливались, но оказалось, что внутри валялся какой-то винтик (я его сохранил), и он, попадая в колесики, останавливал часы.

30 декабря 1942 г.

Здравствуй, мама! Поздравляю тебя с наступившим Новым годом. Сейчас, когда я пишу это письмо, он еще не наступил, но читать ты будешь уже в 1943 году. Какими интересными, полными спешной подготовки были последние дни 1940—41 годов, а сейчас даже не чувствуется приближения Нового года. С грустью вспоминаю то счастливое время, когда мы еще и не предполагали войны. Помнишь, например, новогодний вечер: мы с тобой вдвоем в нашей квартире. В комнате тепло, ярко светит лампа над столом, покрытым белой скатертью и уставленным всевозможными вкусными вещами. По радио передают чудный новогодний концерт. Концерт кончился. Торжественно кремлевские куранты возвещают о наступлении Нового счастливого года.

Вспоминается тот год, который я встречал в школе. Елка сверкает сотнями разноцветных лампочек, играет радиола, кружатся замаскированные пары, перевитые лентами серпантина, сыплется дождь конфетти, смех, говор. 12 часов — рукопожатия, поздравления, снимаются маски… Да, это была жизнь! И подумать только, что из-за кучки каких-то мерзавцев все это ушло в прошлое. Когда думаешь об этом, начинаешь ненавидеть самого себя за то, что находишься не на фронте и не бьешь фашистскую мразь.

2 января 1943 г.

Вот и наступил Новый год. Что-то он нам принесет хорошего? На фронте дела пошли хорошо. Может быть, 1943 год станет годом освобождения мира от ужасов фашизма.

Мама, Новый год я встречал так, как уж никогда не мог бы подумать. Встречал я его в бане. Я как раз натягивал штаны, когда те, кто стоял около электрических часов, закричали: «С Новым годом, товарищи!» Надо прямо сказать, не было в этом ничего торжественного. Зато 1 января все-таки было празднично. Подъем был в 9 часов, до 1 часа приводили себя в порядок, потом пошли в кино, смотрели прекрасный «Киноконцерт фронту».

Мама, береги себя, не волнуйся понапрасну. Я здоров. Крепко тебя целую.

3 февраля 1943 г.

Прости, мамочка, что стал реже писать. Сейчас, в связи с зачетами, трудно урвать свободную минуту.

Зачеты у меня идут хорошо, остался один предмет, но я его боюсь меньше всего. Самое трудное позади.

Какой чудный симфонический концерт слушал я сегодня ночью по радио! Мне вспомнилась наша квартирка, наш «СИ». Когда опять будет то время? Судя по нашим успехам на фронте, разгром немецкой сволочи — дело недалекого будущего. Небось, фрицам и не снилось, что им придется так спешно удирать.

Знаешь, у меня почти по всем предметам «отлично». Петя К. получил несколько «плохо». Его, как и других, сдавших на «плохо», отправили на фронт. Я им завидую. Нашей отправки я ожидаю дней через пятнадцать-двадцать.

Спим мы теперь больше, — считая с мертвым часом, 9 часов. На улице занимаемся редко. Вообще сейчас стало значительно легче.

Мама, я просто прихожу в ужас от того, как ты живешь. Ты колешь дрова? И притом плохое питание? Знаешь, мама, когда я ем прекрасный белый хлеб с маслом и думаю, что ты в это время, может быть, ешь черный, горький хлеб и картошку, кусок останавливается у меня в горле. Проклятые фашисты, я никак не дождусь окончательного их разгрома! Пиши мне подробнее, как ты там живешь. Ты пишешь, что колхозники часто вспоминают меня. Кто им теперь чинит часы, швейные, машины, патефоны и пр.? За то время, что я пробыл с тобой, кажется, все у меня перебывали. Особенно всех удивляло, что я не брал денег за работу. Часто я вспоминаю нашу жизнь с тобой. Как там ребятишки? Они мне обещали, что и будущим летом будут вылавливать мышей и сусликов, как я их учил.

26 февраля 1943 г.

Здравствуй, мамочка!

До начала выпускных экзаменов остаются считанные дни. Несмотря на хорошую учебу, я их боюсь. Успокаиваю себя тем, что предыдущих зачетов я боялся не меньше, а сдал, и ни одной отметки ниже «хорошо». На-днях получил письмо от Раи. У нее большое несчастье: пропал без вести отец. Мне его жаль: он был хороший человек, мы с ним часто беседовали, и я его хорошо знал. Много бед наделала эта война. Мне так хочется скорее ехать на фронт, бить проклятых фрицев. Хорошо хоть, опять известия с фронта хорошие.

Ты пишешь, что была бы счастлива, если бы я приехал хоть на один день. А я бы как был счастлив! Но, к сожалению, это невозможно. Твои опасения насчет трудностей пути — ерунда. Если бы отпустили, то я максимум через 10–11 часов был бы дома. В крайнем случае, дошел бы прекрасно пешком. Я привык ходить по 50 километров — это самое большее 10 часов ходьбы.

Мама, все мои вещи продавай, они мне больше не понадобятся. Если я после войны останусь жив и здоров, то еще лет пять, самое малое, прослужу в армии. Если меня ранят, то форма все равно останется, а при легком ранении вообще буду работать на военной службе в тылу. При третьем варианте — если убьют — одежда, пожалуй, не понадобится. Так что продай все. Мне важно, лишь бы ты была здорова.

8 марта 1943 г.

Здравствуй, мама! Получил телеграмму, что ты была больна, а писем от тебя не получаю недели две. Что же вы мне сразу не телеграфировали? Тогда мне еще было возможно приехать, а теперь даже после экзаменов не знаю, получу ли увольнительную. Много будет зависеть, как я сдам экзамены. По двум предметам, которых я больше всего боялся, уже сдал на «хорошо». Надеюсь, что по остальным сдам тоже, и все-таки я не уверен, отпустят ли. Мне так хочется съездить повидать тебя. Я не могу спокойно сидеть на месте, зная, что ты в это время лежишь больная. А сидеть придется долгих 6–7 дней, самое малое. Все мои мысли около тебя. Получи я «пос.» или «плохо», я не смогу уж наверняка поехать к тебе. Поэтому заставляю себя думать о сдаваемом предмете. Сам я, как обычно, жив и здоров. Крепко целую.