Николай Чехович - Дневник офицера: Письма лейтенанта Николая Чеховича к матери и невесте

Твой любящий сын Коля.

13 марта 1943 г.

Мамочка! Экзамены были трудные, но прошли успешно. Телеграмму получил. Написал рапорт, приложил телеграмму к нему. Сегодня справлялся о результате. Очень хочется повидаться с тобой, но, к сожалению, это почти несбыточная мечта: мало вероятно, что меня отпустят. А тебе приезжать тоже ни в коем случае нельзя: окончательно подорвешь свое здоровье. Теперь жду, когда нам будут присваивать звание. С моими отметками, аттестацией и автобиографией могу быть уверен — получу звание лейтенанта, но все-таки как-то волнуешься. Мама, хорошо, что ты успокоила меня своим письмом.

Насчет отправки ничего определенного не могу сказать. В ближайшую неделю не отправят. А дальше… могут отправить каждый день, а могут продержать и с ½ месяца. Денег мне не нужно: у меня есть 120 рублей. Если у меня будет возможность, я буду помогать тебе материально. Почему я говорю, «если у меня будет возможность»: пока что я ведь ничего не знаю, какое звание, какую должность дадут. Мы в караул больше не ходим. Хорошо все-таки, что я младший командир: за все время мне ни разу не пришлось стоять на посту. Всегда я был начальником караула, разводящим или дежурным. Не люблю стоять на посту еще с ополчения: скучно 2 часа стоять в бездействии.

22 марта 1943 г.

Здравствуй, мама, с горячим приветом Коля. Мама, наконец наступил день, которого я ждал 7 месяцев. Позавчера мне было присвоено звание лейтенанта. Хотел написать тебе в тот же день, но поднялась такая кутерьма, что ни в тот день, ни в следующий написать тебе не мог. Даже в ту ночь не пришлось спать ни минуты. Получали снаряжение, обмундирование, подгоняли его. Кроме того, были разные построения. Сегодня все хлопоты окончены, ждем отправки. Разрешили свидания, даже, отвели специальное помещение. Вот, если бы ты случайно приехала!

19 марта была у меня Киса, принесла от тебя посылочку, которая пришла так, как будто бы это твое поздравление по случаю окончания училища. Приятно чувствовать твою заботу. Обмундирование нам выдали хорошее. Спасибо тебе, что научила меня более или менее прилично шить. Я хорошо подогнал свое обмундирование, перешил, где нужно, пуговицы, крючки, заметал кое-где петли; да и погоны пришивать, оказывается нужно много сноровки. Деньгами я обеспечен, нам выдали.

Мама, мне как-то не верится, что я лейтенант. Как я буду руководить моим подразделением? Ведь у меня будут бойцы, многие из которых годятся мне в отцы, а я буду их учить (это еще ничего), воспитывать, поощрять отличившихся и наказывать нерадивых. Это кажется невероятно. Трудно мне будет, особенно первое время, держать подразделение в руках. Во мне не воспитывали привычку руководить людьми, я больше привык, чтобы мною руководили. Учить я могу, но руководить трудно. За знания я не беспокоюсь, они у меня есть, но руководство дается мне труднее.

Правда, был у меня один опыт. Я имею в виду мою поездку с эшелоном продуктов из Омска в Москву. Помнишь тогда, когда в училище еще не начались занятия и я был у тебя на отдыхе? Я тогда волновался не меньше, чем сейчас. Мне казалось прямо-таки страшным: в моем распоряжении и на моей ответственности целый эшелон и 12 женщин охраны. Ох, и нелегко далась мне эта поездка! Эти женщины взяли с собой продуктов на 4–5 дней, а ехали мы больше месяца. Когда стало голодно, они предложили питаться продуктами из эшелона. Вот так-так! Мы везем москвичам питание и сами его будем есть. Я этого не мог разрешить. Ходил иногда за 10–15 километров за хлебом для моей женской команды. Причем были среди них такие, которые отказывались итти вместе со мной за хлебом, когда была их очередь. Я решил на их долю хлеба не брать. И выдерживал характер, хоть и было трудно. После этого они больше не отказывались. Вообще приходилось быть строгим. Зато все довезли в целости и сохранности. Я думал, что моя команда меня возненавидит, а она, наоборот, стала со мной во всем советоваться, будто мне не семнадцать, а по крайней мере — тридцать лет. Я вспомнил об этом случае в моей жизни, хотя он мало похож на работу командира в армии. Во многом самому придется перевоспитывать себя.

Командир должен быть твердым в своем решении и, отдав приказание, должен добиться его выполнения, хотя бы подчиненному и не хотелось его выполнять. Сумею ли я быть таким? Но я должен стать командиром настоящим, волевым. Это нужно для защиты Родины. Родина приказывает, и я выполню ее приказ.

6 апреля 1943 г.

Родная мама! Вот уже мы под Свердловском. Никогда я не думал, что мы поедем по такому странному маршруту. Как хорошо, что ты приехала в Омск проститься. Уехали мы из Омска утром. Ты бы могла еще успеть притти провожать, но хорошо, что мы договорились не приходить. На людях не простишься так, как хочется.

14 апреля 1943 г.

К сожалению, в Москву мы не попали. Повернули на север. Сейчас стоим на разъезде. Кругом сосновые леса, погуляли замечательно. Снег уже сошел. Птицы поют. Погода прекрасная, солнечная. Через лес проходит узкоколейная дорога. Катались на вагонетках, бродили по лесу, пели песни. Варили на костре концентраты. В общем провели время, как на даче. Несмотря на близость фронта, дорогу фрицы не бомбят. Говорят, им здорово «накрутила хвост» наша авиация. Настроение прекрасное, здоровье тоже. Каждое утро на разъезде раздеваемся до пояса и бежим к какому-нибудь ручью мыться. Утренний морозец приятно бодрит.

20 апреля 1943 г.

Здравствуй, мамочка! Наконец-то я получил адрес. Высадились, пошли, шли ночью километров 20. Грязь жуткая, сапоги подчас приходилось держать за уши, чтобы не свалились. Пришли в деревушку. Выбрали домик поцелее, оборудовали и зажили наславу. Прожили два дня. Пошло расформирование по частям. Как жаль расставаться с товарищами, с которыми провел вместе столько времени! Сегодня спали в землянке, близ передовой. Днем пойдем на передний край обороны, в дзоты. Настроение и самочувствие прекрасное. Особенно сейчас, когда прекрасная погода, и природа здесь чудная. Сосновые леса, березняк. Вообще красиво. Жаль только, что местность болотистая.

Мы проходим разрушенные немцами деревни. Горько смотреть на это разорение. От некоторых деревень остались только надписи, даже развалин не видно: перемешаны в одну массу с землей. Какая ненависть кипит в сердце, когда бродишь в развалинах деревень! Люди жили, были счастливы. Во всех уцелевших хатах видна хозяйственность, культура. А теперь из-за проклятых гадов все разорено.

Что будет дальше, напишу. Бояться нечего. Правильно говорят: «Если придет смерть, то и на печке дома достанет, а нет, так и в самом пекле жив останешься».

Целую крепко.

2 мая 1943 г.

Добрый день, мамочка!

Ночами или дежурим, или строим различные сооружения. За это время я изучил повадки фрицев. Днем они почти не стреляют, можно свободно ходить, но не группами, а в одиночку, иначе немцы бьют из минометов. Ночью, наоборот, открывают отчаянную «страховую» стрельбу из пулеметов и винтовок, не целясь, просто по площади рассыпают пули — и все. Боятся наших разведчиков, которые часто таскают у них солдат. Неприятно ходить ночью: уж очень глупо погибнуть от этих дурацких шальных пуль. Интересно сравнивать поведение наших бойцов — славян (так здесь мы себя называем) — и фрицев. Фриц, если вылезет наверх, то пригнется и бежит, как шальной. Славянин идет спокойно, как у себя в деревне на улице. Немцы придумали очень подлую «штуку». Чтобы не рисковать своей «благородной» шкурой, заставляют женщин из захваченной ими местности подносить на передовую пищу. Я никак не дождусь момента, когда смогу принять более деятельное участие в истреблении фашистских гадов.