Владимир Дуров - О сильных мира того

На этот раз, по-моему, такая невинная шутка, обратила на себя внимание властей.

Чиновник особых поручений передал Думбадзе мои слова. Думбадзе на следующий день приказал Гвоздевичу составить протокол, «обязав Дурова ни о хвосте, ни о конституции не говорить ни слова».

Протокол составили тут-же при публике и от меня была отобрана подписка.

Понятно, это заинтересовало публику, которая переговаривалась и ожидала от меня сегодня же ответа с арены и ожидала не напрасно.

Когда дело дошло до хвоста Лорда, я громко сказал:

— Думбадзе про хвост (прохвост) запретил говорить.

Гром апплодисментов и приказ всесильного генерала о моем выезде с первым отходящим пароходом.

Пароход в этот день опоздал, и я предполагал уехать позднее, но не тут-то было: пристава наняли карету и предложили мне сесть и отправиться на лошадях через Байдарские ворота.

Публика собралась у входа в гостиницу и, пока мы усаживались, — я, жена и собака, — читала посвященные мне стихи, бросала мне цветы и, несмотря на протест полиции, устроила мне шумные овации, далеко провожая меня по набережной…

Вторая встреча с Думбадзе произошла совсем при других обстоятельствах.

Николай II жил в Ливадии.

В Севастополе, на берегу у пристани, стояли мои звери. Пароход оказался переполненным и капитан отказывался принять мой живой груз.

Последнее свободное место на верхней палубе было занято перед самым почти отходом автомобилем эмира Бухарского. Случайно на пароходе оказался генерал Княжевич, который содействовал отправке моих зверей следующим рейсом в Ялту, меня же с моею женой устроил в своей каюте.

Дорогой, разговорившись со мною и видя мои опыты внушения собаке, Княжевич очень заинтересовался и намекнул мне, что может быть доложит об этих опытах царю.

Я не придал этому никакого значения и, когда приехал в Ялту и остановился в гостинице, то не решался еще открывать свой багаж и прописаться, боясь гласности. В конце концов решено было скрываться. Предварительно инкогнито, забыта ли история моей высылки Думбадзе.

Но вдруг внизу, в гостинице, на вторые сутки я столкнулся со знакомым околоточным надзирателем, который, увидев меня, крикнул с нескрываемой радостью.

— А вас разыскивает по всей Ялте Гвоздевич. И тут же телеграфировал Гвоздевичу. Скрываться дальше не было смысла.

Я с трепетом ждал решения своей участи. Через четверть часа к гостинице под'ехал на своей паре Гвоздевич и, увидев у под'езда меня, крикнул на всю улицу:

— Садитесь на первого попавшегося извозчика и немедленно отправляйтесь в Ливадию, в канцелярию князя Орлова. Я не буду следовать за вами.

Я сел на извозчика, понурив голову, извозчик подвез меня к главным ливадийским воротам. Экипаж с Гвоздевичем остался сзади. Дворцовый пристав, с увешанной регалиями грудью, спросил мою фамилию и, к моему удивлению, отдав мне честь, открыл передо мной ворота.

Гвоздевич, повернувшись, уехал.

Я ехал среди богатых виноградников, не понимая в чем дело.

На дороге — будка с телефоном и другой полицейский чин, переспросив мою фамилию, вытянулся передо мною в струнку, отдал честь, как и первый пристав, почтительно указал извозчику дорогу, как проехать к князю.

Тут я понял, что дело идет не о высылке моей, что мои фонды, наоборот, поднимаются.

Я важно расселся в экипаже, сдвинул на затылок свой цилиндр и, заложив нога на ногу, закурил папиросу.

Я в канцелярии. Солдат-писарь сказал мне, что князь с нетерпением меня ждет. Видимо, по телефону ему было дано обо мне знать.

Князь В. Н. Орлов, начальник дворцовой походной канцелярии, друг Николая II, говорящий ему «ты» и служивший у него шоффером, поздравил меня «с великой честью» быть представленным царю, упомянув при этом, что знает меня давно, с детства и что царь много слышал обо мне от своего брата Михаила Александровича, который бывал несколько раз в моем «Уголке».

— Между прочим генерал Княжевич сказал государю, что вы находитесь в Ялте и тогда было приказано Гвоздевичу разыскать вас. Гвоздевич доложил мне, что вас в Ялте нет, тогда я поставил ему на вид, как это государь знает, что Дуров в Ялте, — а вы не знаете.

Мне моментально был предоставлен чудный автомобиль, на котором я с князем отправился осматривать Ливадийский театр для решения о месте представления.

Я нашел, по осмотре, что он слишком тесен для моего репертуара и мы отправились на место футбольной площадки с буфетным домиком, где, по моему предположению нужно было построить временный цирк под парусиновой кровлей.

Николаю II хотелось видеть меня поскорее, а нужного количества полотна в Ялте в тот момент не оказалось, и вот я, для ускорения дела, предложил князю Орлову устроить меня во временном, построенном в Ялте, цирке Вяльшина.

Чтобы показать лучшие номера моего репертуара, я должен дать четыре представления, — говорил я.

Князь Орлов скоро принес мне ответ Николая II.

«Четыре — так четыре, в цирке — так в цирке».

И вот закипела работа.

Вся ялтинская полиция была на ногах. Она разузнавала подноготную моих служащих, послала телеграммы на места их родины, обложила кругом цирка все дома особым надзором, а начальник дворцовой полиции Александров сам лазил в цирке под галеркой, осматривая каждый кирпич.

Понавезли ковров, цветов и моя свинья в первый раз в жизни стояла между пальмами.

Из балагана цирк превратился в бомбоньерку.

Раз как-то, когда в цирке кипела работа, стучали молотки, устанавливалось электрическое освещение и прибивались украшения, мне дали знать, что к цирку под'езжают автомобили.

Первым ехал князь Орлов, вслед за ним автомобиль Думбадзе, а сзади мчалась прекрасная пара Гвоздевича. Я приготовился к неприятной встрече с моим старым врагом Думбадзе.

Распахнув портьеры, первым вошел князь Орлов, за ним в почтительном отдалении следовал Думбадзе, шествие замыкала вытянутая на ципочках фигура Гвоздевича.

— А где же наш общий друг Владимир Леонидович? — спросил князь Орлов, видимо, нарочно подчеркивая свои слова, чтобы показать Думбадзе тон, которого следует со мной держаться.

Я подошел поздороваться к князю и невольно должен был остановиться и перед Думбадзе, который сказал князю.

— Мы уже знакомы.

Орлов обратился ко мне:

— Ну, вы, наш шутник, скажите что-нибудь и про меня.

— Помилуйте, отвечал я, про таких царских птиц орлов, я не нахожу дурных слов.

— Нет, нет, пожалуйста, ведь каждый имеет свои недостатки. И глаза Орлова смеялись косясь на Думбадзе. Я понял, что должен что-то сказать.

— Ваш единственный недостаток, — сказал я, указывая на живот князя, это — очень большая походная дворцовая канцелярия.