Виктор Корж - Запас прочности

По моей просьбе командир вывел лодку в такой спокойный район, где бы нас никто не беспокоил и не заставлял укрываться под водой. Туманы и дождь способствовали этому. Пока мы качались на волне, я перепробовал все способы восстановления крышек. Испробовали электросварку. Старший матрос Змиенко применял разные электроды и флюсы. Не держат, да и только! Кончилось дело коротким замыканием. Змиенко обжег руку от кисти до локтя, я себе изрядно поджарил горло и лоб. Змиенко пришлось откомандировать в надежные руки старшего лейтенанта медицинской службы Кузнецова, я ограничился перевязкой.

Попытка паяльной лампой разогреть массивную крышку до температуры плавления латунной проволоки тоже не дала результатов.

Тогда я от эмпирических способов решил перейти к расчетам. Они показали, что температуру, которая создается в камере последней ступени сжатия компрессора, олово не выдерживает, свинец тоже. Но если давление немного снизить? Оказалось, что олово выдержит сжатие до 120 атмосфер. С таким давлением воздуха уже жить можно.

Внимание всего экипажа теперь приковано к седьмому отсеку. Здесь обтачивает на токарном станке оплавленную оловом крышку старшина 2-й статьи Г. Ф. Петров. Командир отсека главный старшина Иван Васильевич Кононов заслонил своей богатырской фигурой люк и никого из любопытных сюда не пускает. Коммунист Петров справился с задачей отлично. Глубокой ночью он вручил еще не остывшую после резца крышку мичману Казакову, который вместе с трюмными машинистами Копыловым и Карповым начал собирать левый компрессор. Проверили. Провернули и запустили на холостом ходу через разделитель. Работает.

— Подключить пустую группу! — подаю команду и сам чувствую, что голос мой дрожит.

Через 30 минут давление в баллонах поднялось до 25 атмосфер. Через час — до 50 атмосфер.

— Стоп! — кричу я, заглушая грохот компрессора.

В ту же минуту запрос из центрального поста:

— Что случилось?

— Все в порядке. Будем разбирать крышку для проверки.

Сняли и осмотрели крышку. Держится. Доводим давление до ста атмосфер. Крышка держит. Качаем до 130 атмосфер. Снова разбираем компрессор.

В двух местах олово стало плавиться. Значит, перегнули.

— Теорию не обманешь, — говорю я мичману Казакову и приказываю выше 110–115 атмосфер давление не поднимать.

До самого рассвета работал компрессор, пополняя запас сжатого воздуха, без которого подводная лодка превращается в плохой надводный корабль. Только после этого я доложил командиру, что компрессор восстановлен и мы можем продолжать боевые действия.

Наскоро побрился, умылся, надел свой «парадный» китель и обошел отсеки, чтобы поблагодарить всех, кто участвовал в ремонте компрессора. У меня еще хватило сил добраться до койки. И я упал на нее, не то потеряв сознание, не то уснув на лету. Трое суток без сна хоть кого свалят.

Бродя под водой по нашему квадрату, мы все чаще стали слышать странные шумы в водной толще. Долго ломали голову, что это такое. Наконец догадались. Это немцы тралили гидроакустическими тралами всю трассу двадцатиметровой изобаты. Внушительное количество судов, которые потерял враг за лето 1942 года, заставило его усилить не только противолодочную, но и противоминную оборону. Обжегшись на молоке, дуют на воду. И немцы упорно тралили море и обычными, и магнитными, и акустическими тралами. Мы радовались за успехи своих друзей, нагнавших такого страха на фашистов. И завидовали. Ведь у нас на счету пока еще не было ни одной победы.

21 октября на рассвете мы погрузились на траверзе маяка Папе. До самого захода солнца ни одному из вахтенных офицеров не улыбнулось счастье обнаружить транспорт или конвой противника.

Я пришел в центральный пост, чтобы подменить мичмана Казакова, которому было пора начинать готовить наш драгоценный компрессор. Мы уже привыкли, что в наших баллонах давление ниже нормы, и никаких неудобств от этого не испытывали. Только два манометра в центральном посту по-прежнему показывали 200 атмосфер. Это так называемые командирские группы баллонов, воздух из которых расходуется лишь в исключительных случаях по приказанию самого командира корабля.

Вахтенным офицером стоял старший лейтенант Рыжков. Он только что подвсплыл под перископ, чтобы осмотреть море. Горизонт чист.

Пришел Ильин, попросил еще раз поднять перископ — нужно взять пеленги на маяк.

Определив место лодки, Ильин ради любопытства начал осматривать горизонт. Слева было пусто. Но, повернув перископ вправо, дивизионный штурман замер, а потом закричал:

— Дымы! Доложите командиру!

У меня легонько защекотало под сердцем. Так бывает у рыбака, когда он видит, как поплавок начинает прыгать от поклевки.

Прибежал командир. Взглянув в перископ, распорядился:

— Товарищ Ильин, выберите место для атаки с учетом здешних глубин. И так, чтобы дотемна нам успеть занять позицию.

Дивштурман склонился над столиком. Через несколько минут он пригласил командира к карте.

— Вот здесь, пожалуй, самое подходящее место. Противник подойдет сюда ровно в восемнадцать. В это время видимость еще будет отличная.

— Хорошо, — согласился командир и добавил, обращаясь к Богданову: — Предупредите старшину первой статьи Звягина, что на горизонтальных рулях будет стоять он.

— Боцман обидится…

— Он болен. Пусть остается в четвертом отсеке.

— Но…

— Делать, как я приказал, — спокойно отрезал Тураев.

Уточнили состав конвоя: три транспорта в охранении сторожевика, тральщика и двух больших катеров.

Атаковать командир решил кормовыми аппаратами, о чем загодя предупрежден старшина торпедистов И. В. Кононов.

Гремит сигнал «Торпедная атака». Подводная лодка медленно циркулирует под водой, ложась на боевой курс. Слежу за Звягиным. Он заметно волнуется, но работает хорошо, лодка идет ровно. В 18.00 командир подает сигнал торпедистам.

— Торпеда вышла! — докладывает главный старшина Кононов.

Мы и так чувствуем сильную отдачу.

Командир снова поднимает перископ. Как раз вовремя. Вместе с взрывом мы слышим его радостный возглас:

— Взрыв в районе мостика!

Командир уступает место комиссару Пономареву, а потом Лошкареву.

— Все! Затонул! — констатирует Лошкарев.

Командир снова у перископа. В 18.12 он еще раз приказывает:

— Пли!

Теперь уже по другому транспорту. На сторожевике, по-видимому, увидели след от второй торпеды. Вражеский корабль яростно ринулся в нашу сторону. Даем ход обоими электромоторами, благо лодка повернута в море и глубины здесь подходящие. Напряженно слушаем — но нет, взрыва торпеды не дождались.

В 18.30 за кормой грохнула первая глубинная бомба. Взрыв довольно близкий, но для нас не опасный. Через семнадцать минут новый взрыв сзади и чуть справа. Теперь уже на значительном расстоянии. Значит, ушли от преследования.