Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

И все же остановлюсь на некоторых эпизодах, связанных с памятными днями.

Никогда не забуду пожилого красноармейца, встретившегося мне 9 мая на берегу канала в Лиепае. Не обращая внимания на шум, музыку, песни, звучавшие вокруг, он деловито устраивался чуть в стороне на свободном от щебня кусочке земли. Расстелил шинель, примостил под голову полинявший вещмешок. И улегся на них, надвинув пилотку на глаза.

— Заболели? — спросил я у него. — Тогда ступайте в санчасть, здесь еще больше простудитесь.

— Здоров я, товарищ подполковник, — ответил солдат, приподнимая голову. — Просто выспаться хочу, сразу за всю войну. Ведь с первого дня все в боях, все иду. Сначала на восток, потом на запад. А теперь вроде бы и некуда…

А еще запомнились мне пленные. Не все, безусловно, но многие из них с нескрываемой радостью сдавали оружие. И в глазах светился немой вопрос: «Неужели все, неужели остался жив и невредим?» С удивлением посматривали они на походные кухни, на русских солдат, раздававших пленным хлеб, на санитаров, которые тут же делали раненым немцам перевязки. И наверное, в эти минуты минувшие годы кое-кому казались черным, бессмысленным кошмаром, в который ввергли Германию фашисты.

Да, здесь, у берегов седой Балтики, закончился наш долгий и неимоверно трудный путь к победе. Мы свято верили в нее. Верили в самые тяжелые дни, когда враг подходил к Москве, когда он яростно штурмовал блокированный Ленинград, рвался к Волге и Кавказу, когда не было у нас Украины, Белоруссии, Донбасса и Запорожья. Верили, потому что знали: наше дело правое, победа будет за нами!

И мы пришли к ней!

…Каждый год, в один из ярких весенних дней, который поближе к 9 Мая, я непременно выбираю время для того, чтобы побывать у могилы Неизвестного солдата. Это стало для меня какой-то внутренней потребностью, непреодолимой привычкой.

Я отправляюсь в конец сада, к тому месту, где начинается людской поток. Медленно и величаво течет он. И особое, ни с чем не сравнимое чувство заполняет душу, когда идешь по аллее вместе со всеми.

Шагают убеленные сединами ветераны Великой Отечественной. В темных платочках идут пожилые, иногда уже совсем старенькие женщины, в глазах которых живет негасимая печаль. А за ними следом — группы юношей и девушек, знающих о войне из книг, кинофильмов, рассказов старших…

И вот, глядя на них, на молодых, вдруг особенно остро начинаешь понимать, что годы летят. Действительно, уже более трех с половиной десятилетий прошло с тех пор, как прозвучали последние залпы войны. Давно залечила страна тяжкие раны. Краше, ярче стала наша жизнь. Летят годы… Но время не в силах зачеркнуть все то, что осталось в памяти. Помним мы, участники Великой Отечественной войны, помнит весь наш советский народ, помнят все честные люди на земле.

Вернувшись из Александровского сада домой, обычно садишься за стол, достаешь папки с письмами фронтовых товарищей, альбомы с пожелтевшими от времени фотографиями. И кажется, что будешь без конца перебирать, перелистывать их, вспоминать, вспоминать…

Вот письмо от Николая Ивановича Михалева. Долгих восемь месяцев пролежал он в госпитале после того, как был ранен в августе 1944 года. Трудно пришлось ему. Но не пал человек духом. Выдержал, выстоял. После демобилизации уехал в Челябинск, окончил там педагогический институт. Затем три года работал директором школы. Потом на протяжении длительного времени был председателем райисполкома. В 1963 году стал начальником одного из управлений крупного строительного треста. А подписывается по-прежнему: бывший заместитель командира 138-го гвардейского артиллерийского полка гвардии майор Михалев.

А на этих листках весточка от Каурбека Тембулатовича Тогузова. Он после завершения Великой Отечественной войны возвратился в родные края, жил и работал в городе Орджоникидзе. Вспоминает, как форсировали Дон, просит передать сердечный привет всем однополчанам, с которыми мне где-либо доведется повстречаться. И фотографию прислал. Знакомые живые глаза, тронутые сединой усы. Как много пройдено и испытано вместе, сколько можно вспомнить!

В этом конверте — последнее письмо Михаила Дмитриевича Румянцева. Да, к сожалению, последнее. Больше не напишет он, не позвонит. В 1970 году оборвалась его жизнь. Еще в 1947-м в звании генерал-майора артиллерии вынужден он был уволиться в запас по состоянию здоровья. Тяжело переживал Михаил Дмитриевич разлуку с армией. И не случайно. Привык, душой прикипел он к военной службе. Ведь еще с Юденичем дрался под Петроградом.

Не напишет, не приедет, не позвонит наш полковой комиссар Кирилл Ильич Тарасов. Даже до конца войны не дожил он. Погиб при освобождении Венгрии в октябре 1944 года, будучи начальником политотдела зенитной артиллерийской дивизии. Но он был с нами, в наших сердцах, когда 9 мая 1945 года на берегу Балтийского моря мы салютовали Победе.

Иван Максимович Лебеденко, Петр Алексеевич Ивакин, Кирилл Леонидович Иевлев-Старк, Алексей Иванович Баксов, Михаил Максимович Бронников, Евгений Михайлович Ряхин, Вениамин Александрович Холин, Геннадий Фадеевич Шляпин…

Мысли о далеком прошлом прерываются звонком в дверь. И в следующее мгновение из коридора слышатся радостные возгласы, смех жены.

— Встречай гостей, Георгий!

Следом за Любой в комнату входит Константин Михайлович Воробьев. Светловолосый, голубоглазый, все такой же бодрый и веселый. И уже звучат в комнате шутки, анекдоты, которых он, как и подобает истинному одесситу, знает бесконечное множество. Изящно, я бы даже сказал, франтовато сидит на нем генеральская форма. Константин Михайлович продолжает службу в Вооруженных Силах, полон энергии, занимает высокий пост.

— Вы тут поговорите пока, — бросает на ходу жена, — а я посмотрю, что у нас в холодильнике завалялось. Постараюсь найти что-нибудь для седых однополчан. Голодными не оставлю.

Усаживаемся рядом на диван. Разговор, как всегда в таких случаях, начинается с привычных, общепринятых при встрече вопросов о здоровье, о близких, о службе.

А потом разговор постепенно переходит на прошлое, на те дела и события, которые прочно связывают однополчан, людей, прошедших вместе через трудные испытания.

— Ты, надеюсь, не забыл еще…

— Конечно, помню! Такое в памяти никогда не изгладится. А как тогда под Белгородом… Да, именно в сорок третьем, когда не назад, а вперед шли…

И словно ролик кинопленки снова начинают раскручиваться бесконечной лентой воспоминания. Что-то, быть может, немного потускнело на ней, а что-то, напротив, со временем стало куда ярче, контрастней. Ведь теперь многие события воспринимаются иначе, не только со своей «полковой колокольни».