Михаил Литвяк - Породненные броней

Через три-четыре километра первый немецкий населенный пункт. Дорожный указатель: «Химмельсдорф».

Острокрышие дома под красной черепицей вытянулись вдоль широкого шоссе, идущего с востока на запад к линии мощных пограничных укреплений. В селе нет больших разрушений и пожаров. Обошла стороной его война. Только при въезде на пригорке и видели мы догоравший небольшой сарай.

Свернув с дороги, подъезжаем к сараю. Издалека он выглядит как мирное хозяйственное строение. Только в фундаменте из прочного камня глазищи амбразур для ведения фронтального и флангового огня. В стене пролом от нашего снаряда.

Заглянули в сарай. Под бронеколпаком валялись трупы гитлеровцев и разбитый пулемет.

— Этим и свои стены не помогли, — покачал головой мой адъютант Винокуров.

Медленно едем дальше. Справа в палисаднике, у крайнего дома с поврежденным углом, умело замаскированный от наземного наблюдения двухамбразурный дзот. За другим зданием — сгоревший вражеский танк. На некоторых домах остались следы пуль и снарядов.

Под деревьями у дороги стояли две наши автомашины, одна с радиостанцией. Около машин — группа радистов, среди которых находилась женщина. Многие притоптывают ногами: сказывается холодный пронизывающий ветер.

— Из какой части, какую задачу выполняете? — спрашиваю их.

— Штабная рация 35-й механизированной бригады, поставлена здесь как промежуточная для поддержания устойчивой связи передовых частей со штабом корпуса, — доложил старшина Бурков, начальник радиостанции.

— Как вас встретило местное население? Немцы-то хоть в селе есть? Наверное, чертом смотрят и носа не высовывают на улицу?

— А их никого здесь нет. Все убежали, остались только коровы. Слышите, мычат с голодухи, к тому же не доены, — отвечал Бурков.

А зря они нас так боятся. Видно, судят по своим бандитам, — вступил в разговор, один из радистов. — А мне вон скотину и то жалко. Пойду в сарай, отвяжу коров и выпущу во двор к стогу сена, пусть сами кормятся.

Я одобрил хозяйское намерение бойца.

Зашли и мы во двор. Ни лошадей, ни повозок в сарае не оказалось. Стоявшие в стойлах черно-белые коровы, увидев людей, подняли тоскливый рев. Наши бойцы принесли им сено.

…В следующем селе развернули свою работу бригадные медики. Село тоже оказалось пустым. Или немцы поверили Геббельсу, или их насильно заставили эвакуироваться. И все-таки правда о человечности, гуманности советского воина взяла свое, победила. Через два-три дня мы уже видели в немецких городах и селах местных жителей.

Все чаще стали попадаться населенные пункты, дома которых сплошь и рядом были увешаны белыми полотнищами, обозначавшими капитуляцию. Правда, иногда из-под этих простыней, скатертей внезапно открывался по нашим войскам автоматный и пулеметный огонь. Тогда вступали в силу законы боя. Коварство и вероломство не оставались для гитлеровцев безнаказанными.

Поведение наших бойцов было безупречным. Воспитанные Коммунистической партией в духе советского патриотизма и пролетарского интернационализма, они не поддались чувству слепой мести. Великодушием, благородством, гуманизмом советского солдата и офицера можно было только гордиться и восхищаться.

Вернувшись в тот день на КП армии, я доложил по телефону о своих впечатлениях начальнику политуправления фронта генерал-лейтенанту С. Ф. Галаджеву. Он выслушал внимательно, а затем стал расспрашивать обо всем подробно, интересовался даже деталями. Он выразил удовлетворение проведенной нашими командирами и политработниками партийно-политической работой, в то же время предупредил, что в случае проявления каких-либо эксцессов по отношению к мирному немецкому населению их необходимо немедленно и твердо пресекать.

Но ни к каким мерам нам не потребовалось прибегать. Тот факт, что немецкое население в основном прекратило бегство на запад и оставалось в городах и селах, мы оценивали как положительное явление. Значит, гражданские немцы, кроме всего прочего, потеряли веру в лживую геббельсовскую пропаганду, беспрестанно пугавшую их вымыслами о «большевистских зверствах». Она окончательно была подорвана, когда наши воины стали оказывать помощь голодающим и оставшимся без крова детям, старикам и женщинам.

Не завоевателем ступил наш воин на немецкую землю. Он пришел сюда только чтобы покарать тех, кто принес многим народам неисчислимые беды и страдания.

Гул могучей поступи советских танков у границы фашистской Германии заставил содрогнуться фашистских главарей, отсиживавшихся за толстыми стенами подземных убежищ Цоссена и имперской канцелярии в Берлине. Встревоженный событиями тех дней, начальник германского генерального штаба сухопутных сил Гудериан обратился с воззванием к немецко-фашистским войскам, прикрывавшим Германию с востока. Он призывал и заклинал их лечь костьми, но остановить наступление советских танков.

«Солдаты Восточного фронта! — говорилось в воззвании. — Вторую неделю мы ведем тяжелую борьбу с продвигающимся вперед противником. Глубокие вклинения Советов возникли благодаря продвижению бронированных боевых групп. Они должны быть немедленно устранены. Не дайте обмануть себя потерей территории! У командования есть ясный план. Оно держит в руках управление всеми соединениями и определит время начала контрнаступления. Нужно повсюду и немедленно положить конец сталинским танкам. Танк Т-34 не является непреодолимым! Докажите всему миру, что немецкая воля к сопротивлению не сломлена. Вся Германия смотрит на вас!» [10] Цит. по: «Красная звезда», 1945, 18 апр.

Но Гудериан врал, утверждая, что гитлеровское командование «держит в руках управление всеми соединениями…». Судя по трофейным штабным документам, к тому времени действовавшие только перед 2-й гвардейской танковой армией 45, 6 и 73-я пехотные дивизии на картах штаба сухопутных сил неоднократно отмечались в числе соединений, местонахождение которых не установлено. В действительности же они, как и многие другие дивизии противника, вместе со штабами были тогда полностью разгромлены нашими войсками. Докладывать о своем «местонахождении» было просто некому…

Гитлеровское командование спешно принимало меры для усиления обороны севернее и западнее Нотеци, в пограничных укреплениях, на дальних и ближних подступах к Одеру. Особое внимание враг уделял одерскому оборонительному рубежу. Наши летчики, несмотря на снегопады и низкие туманы, все-таки пробивались к. Одеру и вели разведку. Они докладывали, что на западном берегу реки в районе Кюстрина гитлеровцы ведут земляные работы — роют траншеи и котлованы для дотов, подвозят лесоматериалы. Из всего было видно, что фашисты намерены надежно прикрыть с востока подступы к Берлину.