Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Сие приобретение было отменно важно, хотя заключалось в весьма небольшом пространстве. Оно доказывает, что Петр Великий искал еще более пользу своего народа, чем славу его, и тем в потомстве умножил собственную. Это было единственное отверстие, через которое торговле Российской открывался тогда морской путь в отдаленнейшие страны. Дабы упрочить и ополезить сие новое приобретение, Петр Великий поспешил умножить укрепления Азова и на северной стороне моря сего имени построил новый портовый город, Таганрог, недавно прославленный кончиною одного из его преемников.

Основанный полубогом, который населял и животворил приобретаемые им безлюдные степи Юга, равно как и непроходимые леса и болота Севера, и везде, где ни ступал, оставлял следы величия своего, юный Таганрог начал быстро процветать. Торговля для политических тел столь же необходима, как воздух для человеческих; без неё душно народу, она всё живит, свежит, и движет, и обращается туда, где представляется ей какая-нибудь возможность сообщаться. И потому нимало не удивительно, при взгляде на нынешний Таганрогский порт, что из средины России, со всех сторон заслоненной тогда от морей, потекли товары в сей единственной точке, где могли они выгодно сбываться.

Здесь не место говорить о всех неудобствах сего, так называемого, порта; далее постараемся мы объяснить их. Если б Петр Великий, владея Крымом и всем тем, чем ныне Россия владеет, избрал Таганрог для учреждения тут порта, то со всем благоговением в священной памяти величайшего из русских должны бы мы были сказать, что он сделал ошибку. Но он не избирал и не предпочитал, а основал тут торговый город, как генуезцы в Каффе, не имея ничего лучшего и из малого умея извлекать пользу. В записках одного английского морского офицера, во многих походах его сопровождавшего, найдено, говорят, недавно, что Государь сам ему в том сознавался и изъявлял сожаление, что не имеет в руках своих Керчи и Босфорского пролива.

С беспокойным духом смотрели турки на растущие Азов и Таганрог. Недальновидное их правительство, если не умело предвидеть, то, по крайней мере, кажется, предчувствовало, куда некогда могут довести сии первые шаги Москов-гяуров, коих имя, дотоле с презрением, но тогда уже с досадой и ужасом, они произносить начинали. Более десяти лет не дерзали они воевать против России; но когда низложенный под Полтавою, бешенный Карл XII спасся в Бендеры, когда всегдашний недруг наш, Крымский хан, Девлет-Гирей, начал иметь сшибки с приближающимися войсками нашими, то, возбуждаема будучи ими, Порта решилась, в конце 1710 года, объявить войну.

Достопамятный и неудачный поход 1711 года в Молдавию есть событие неприятное для самолюбия народного; но оно доказывает, какое уважение и страх Петр Великий успел уже поселить во врагах своих. Стесненный между неприятельскою армиею и Прутом, обложенный со всех сторон, как сетями, сей лев казался им еще ужасен. Первое слово о мире принято с удовольствием: не смея коснуться его, с радостью смотрели они на его удаление. Но мир, заключивший сию вторую войну с турками, лишил Россию плодов, приобретенных первою: Азов уступлен им обратно, и разрушен недавно построенный мол в Таганроге.

Двадцать пять лет продолжался мир сей. Между тем Петра Великого не стало; но преобразованная им Россия, по направлению, им данному, быстрыми шагами пошла к просвещению. Воцарилась суровая Анна Ивановна, или, лучше сказать, временщик её, Бирон; при нём, в государственном управлении и в войске первые места заняли иноземцы. Одни, считая себя наставниками, призванными образовать младенчествующий народ, с гордым презрением смотрели на грубые нравы его и, думая исправлять их строгостью, безжалостно Россию терзали; другие, вводя дисциплину в войске, начали ломать русские кости, чтобы дать им немецкую прямизну. Всё безмолвно покорствовало в верности к престолу и к священной крови Романовых, в жилах Императрицы текущей. Только один Миних из всех чужестранцев сих думал о славе, и то о собственной: ему хотелось войны с турками. Поход Крымского хана, Каплан-Гирея, к Кубани, чрез земли, России принадлежащие, нарушение тем последнего трактата, разбитие хана нашими войсками, посланными препятствовать ему, и неудовлетворительные ответы султана, всё это подало повод к войне, которой противился канцлер Остерман; но мнение Миниха превозмогло.

В первый раз после ига татарского, русские войска, в 1736 году, вошли в Крым под предводительством искусного, к сожалению, нерусского полководца Миниха. Упорство и неустрашимость сто десятитысячной турецко-татарской армии, защищавшей хорошо укрепленные линии Перекопа, не могли остановить их; они видели пред собою неприступное убежище скрывающее толпы злодеев, со столь давнего времени и так часто опустошавших пределы России, разбили армию, пробились сквозь укрепления и кипя местью, кинулись во внутрь полуострова. Ужасов сей истребительной войны нельзя представить; казалось, что время нимало не изгладило из памяти бедствий, некогда татарами нашим предкам нанесенных; казалось, что душа бесчеловечного Бирона, тогда в России повелевавшего, перешла в каждого из её воинов; цветущий Крым они залили кровью. Погибли тогда в огне и великолепие Бахчисарая, и богатства Козлова: сады, мечети, бани, равно как и беззащитные жители, всё предавалось разрушению или смерти. Наделав много шуму, пролив много крови, Миних к осени должен был опять тою же дорогою выйти из Крыма.

В следующем 1737 году Миних пошел к Очакову; а другой, также иностранный генерал, Ласси вступил в Крым другою дорогою, идя вдоль Азовского моря чрез узкой Ениченской пролив и Арабатскую косу или стрелку, пока хан стоял и ожидал его у Перекопа. Арабатская коса идет между Азовским морем и Гнилым или Сивашским; она имеет более ста верст длины, а ширины от двух до четверти верст, или и менее, и на конце её построена, для защиты Крыма, крепость Арабат, которая дает ей свое имя. Ничего не могло быть отважнее сего предприятия; верно, Ласси знал, что он ведет людей, которым стоить показать опасности и приказать их преодолеть, чтобы быть уверену в их повиновении. Цель нимало не соответствовала дерзости предприятия, ибо удержаться в Крыму намерения не было; повторены только ужасы предыдущего похода: восемьсот селений и многолюдный торговый Карасу-Базар сделались жертвою пламени.

В 1738 году русские вошли в Крым в третий и в последний раз, опять через Перекоп, с тем же самим генералом Ласси; но едва сделали три перехода вперед, как должны были воротиться, чувствуя всякого рода недостатки в краю, ими же самими разоренном. Миних сим временем обратился совсем в другую сторону: взявши Очаков, он занял Хотин и Яссы, и потом осаждал Бендеры. Один Керченской полуостров, уголок забытый, не участвовал тогда в бедствиях, весь Крым постигших.