Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

В конце следующего 1739 года приступила Россия к миру, между Австрией и Турцией заключенному; всё, что взято, отдано опять назад. Тем и кончилась сия бесчеловечная, бесполезная и бесславная война, достойная времен людоеда Бирона. Не будем слишком строго судить воинов наших; вспомним, что в то время почти все народы так воевали. Скорее должно обвинить всех генералов, сих мнимых наших просветителей и победодавцев, всех этих Штокманов, Штофельнов, Шпигилей, Левендалей, Брендалей, Кайзерлингов и Ферморов, коих имена являются в тогдашних реляциях и посреди коих заметно одно только русское имя, Аракчеева! Устрашая русских солдат более, чем неприятели, им легко бы было удержать их от жестокостей, но, может быть, не без удовольствия смотрели они на остервенение их и тешились отчаянной борьбой двух храбрых народов, как медвежьей травлей. Кого в сем случае варварами назвать можно?

Мы приблизились к эпохе блистательнейшей в истории нашего Отечества. Божество, во образе женщины, воссияло в 1762 году на Российском престоле, и потом, в продолжении тридцати пяти лет, лило на народ, ему поклоняющийся, просвещение, счастье и славу. В золотой век Екатерины Второй русские решительно взяли верх над турками.

Первая война с ними началась в 1768 году; предлогом к оной служило им преследование нашими войсками польских конфедератов до Балты, города, Турции принадлежащего. Мы слишком удалились бы от предмета своего, если б позволили себе, хотя вкратце, описывать походы Румянцева в Молдавию и за Дунай. Скажем только, что кампания 1770 года открыта была блестящим образом: победою его, 21-го июля, при Кагуле, морского победою Орлова, 24-го июня, при Чесме, и взятием неприступной тогда крепости Бендер Паниным.

В 1771 году другая армия, под предводительством князя Василия Михайловича Долгорукого, названного за то Крымским, заняла полуостров сего имени. Она вошла двумя отделениями: первое, не встретя сопротивления, переправилось чрез Еничевской пролив и прошло Арабатскую косу, а второе должно было опять пробиваться чрез линии Перекопа.

С удивлением увидели жители Крыма посреди себя мирными гостями тех самых воинов, которые с небольшим тридцать лет пред тем, казалось, хотели оставить в цветущем их крае одни могилы и развалины. Так времена и люди переменились. Такое поведение имело последствия самые выгодные для России. Татар легко убедили сбросить с себя иго Оттоманской Порты, признать над собою покровительство России и свободно пользоваться правом самим избирать своих ханов, из семейства, триста лет ими владеющего. При радостных восклицаниях и с большим торжеством выбрали они и посадили на престол молодого Сагин-Гирея, которого судьба назначила быть последним ханом Крымским.

В сем самом 1771 году древний Боспор или Тмутараканское княжество коего, имена уже давно были забыты в местах, их носивших, увидели опять, после шести с половиною веков, прежних властителей своих, русских. Отряд их, под начальством генерал-майора Николая Владимировича Борзова, приблизился к Киммерийскому проливу и завял на берегу его две крепостцы весьма не важные, в десяти верстах одна от другой отстоящие, Керчь, старую, и Еникале, новую крепость, как имя сие по-турецки означает. Подле каждой из них форштат, из шести или семи татарских хижин состоящий, и вокруг — бесчисленное множество могил и курганов. Вот в каком виде предстала им тень Боспорского царства.

Между тем беспрестанные успехи Румянцева несколько лет с ряду, совсем в другой стороне, утомили турецкое правительство и заставили нового султана, Абдул-Гамида, приказать верховному визирю своему заключить мир, во что бы ни стало. Мир сей подписав 10-го июля 1774 года победоносною рукою Румянцева в палатке сего великого полководца, в лагере при деревне Кучюк-Кайнарджи. Условия его были умереннее, чем турки ожидать могли. Возвращение совсем уже разоренного и почти не существующего Азова, признание независимости Крымских ханов, присоединение в России Керчи, Еникале и Кинбурна [88], вот главные статьи.

Почему Императрица довольствовалась тогда приобретением сих незначительных мест, мы того сказать не можем; была ли она, подобно Петру Великому, убеждена выгодами положения Керчи для торговли? Видела ли она в Боспоре древнюю собственность России, которую возвратить надлежало? Или, что всего вероятнее и что впоследствии времени опыт показал, она тогда уже имела намерение, чтобы, схватив с обоих концов последний обломов огромного, некогда наше Отечество подавлявшего и давно уже погибшего, Батыева царства и отделив его от турок, после, при первом удобном случае, без усилий, приставить его в России?

Промежуток времени между первою и последнею Турецкою войною при императрице Екатерине миром назвать невозможно. Едва прошел год после заключения Кайнарджийского трактата, как уже верховный визирь начал с негодованием говорить русскому послу, князю Репнину, об уступке, сделанной Турцией, и изъявлять надежду на непродолжительность мира. С тех пор были беспрерывные покушения турецкого правительства, чтобы восстановить власть свою в Крыму; тайно им подосланные старались взбунтовать татар. Селим-Гирей, родственник хана, явился в Бахчисарае и, по бегстве сего последнего в Каффу, сел на его престоле, поддержанный возмутившимся народом. Гарнизоны, оставленные в Кинбурне и Керчи, и другие войска, вблизи находившиеся, заняли полуостров, и всё пришло в прежний порядок. Показался турецкий флот, начались и неприязненные действия, был уже явный разрыв; но старанием французского посланника, Сен-При, в 1779-м году, кое-как поладили, и новый договор подтвердил все прежние.

Еще за год до того явно обнаружилось намерение Екатерины овладеть Крымом и всем пространством, между им и Россией находящимся. Посреди голой степи, на земле, еще трактатами нам неуступленной, в виду ногайцев и всё еще не совсем покорной Запорожской Сечи, во сто верстах от Перекопа и въезда в полуостров, при Днепровском лимане, её повелением родился в 1778 году и вскоре вырос, новый город с большою крепостью, адмиралтейством и верфью [89]. Он назван древним именем Херсона, в память ли прежнего Херсона, в котором крестился Св. Владимир и коего развалины видны близ Севастополя, или, может быть в предзнаменование владычества России над Таврическим Херсонисом.

Час сей, наконец, наступил. Русские войска почти не выходили из Крыма; в начале 1783 года князь Потемкин отправился туда сам, и волею, или неволею, убеждениями, или угрозами, склонил Сагин-Гирея [90]отказаться от ханского своего престола в пользу Российской Императрицы, которой именем Потемкин и вступил во владение полуострова. Порта замолчала тогда, но начала приготовляться в войне.