Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Благополучно прибыл я в Пензу к вечеру 22-го июня. Если бы не всегда этот город вмещал в себе драгоценные для меня залоги, я приближался бы к нему, кажется, столь же равнодушно, как ко всякому незнакомому мне уездному городу. Тут был я обрадован укрепившимися с виду силами матери моей: летом она всегда оживала. Не менее насладился я картиной супружеского нежного согласия новобрачных, брата моего и невестки. «Боже мой, говорил он мне, как счастье было близко, у меня в глазах, под руками, и я не понимал его! Надобно было, чтобы другие заставили меня вкусить его; сколько лет ранее мог бы я им пользоваться!» Приятно мне было также увидеть в первый раз небольшое семейство, нарожденное меньшою сестрой моею, Александрой; оно состояло из дочери Дарьи и сына Ивана. В муже её, Юматове, было столько же странностей, как и в ней самой; они часто ссорились, зато нежнее мирились, и оттого, мне кажется, жили они счастливо.

Мне судьба была приезжать в Пензу к неизбежной Петровской ярмарке. На ней было довольно шумно, и я увидел несколько новых лиц, в Пензе поселившихся, между прочим, молодых, образованных дам; как знакомство мое с ними было тогда мимоходное, то и не буду здесь говорить о них. Губернатор Лубяновский жил в больших ладах с моим семейством; в губернии его не очень уже любили, но он умел заставлять всех себе повиноваться.

Зрелищем совершенно для меня новым в Пензе были войска, в ней и вокруг неё расположенные. С незапамятных времен, кроме ополчения 1812 года да внутренней стражи, других воинов в ней не видали. Дивизией начальствовал генерал-лейтенант Иван Федорович Эмме, семидесятилетний старец, совсем не маститый. Чудесно крепкого сложения, он еще бегал в саду у брата моего, при мне перепрыгивал через довольно широкий ров, в четвертый раз был женат (у немцев это дозволено), жене своей, лет сорок его моложе, начинил изменять и собирался развестись с нею. Хотя он и смотрел молодцом, о военных подвигах его что-то мало знали. Получив изрядное образование, он в обществе бывал довольно приятен и весел. Мне всё это в его лета не нравилось, и он мне всё казался старым Мекленбургским жеребцом, еще годным под седло.

Мне непременно хотелось побывать в Киеве: проехать близ его, на него не взглянув, казалось мне и грехом, и великим для меня лишением. Также нужно мне было поспеть в Одессу, в одно время с Воронцовым, гораздо после меня из Петербурга выехавшим. Я стал торопиться, но можно ли скоро вырваться от родных? Мне должно было отпраздновать с братом день именин его, 29-го июня, а потом день именин новобрачной и матери её, Марфы Адриановны Чемесовой, 4-го июля. Но на другой же день, 5-го числа после обеда, оставил я Пензу.

Мать моя, с сестрой, братом и невесткой, по приглашению семейства Ступишиных, поехали провожать меня до селения их, Пановки, в 35 верстах близ Тамбовской дороги находящегося. С сим семейством давно уже у нас последовало примирение. Не только Агния Дмитриевна была жива, но и в глубокой старости мать её, воплощенная гордыня, Елисавета Петровна Леонтьева. Дочь её, Александра Ивановна, бывшая за генерал-майором Панчулидзевым и несколько лет уже овдовевшая, жила с нею. Итак, три поколения вдов и двое сирот составляли семейство сие. Любопытно мне было видеть женатого брата вместе с обожаемым некогда предметом, в близком родстве с тою, с которою несколько лет вел он любовную переписку. Ни тени прежнего чувства: время всё истребило, обхождение самое простое и дружественное.

Более двадцати лет прошло с тех пор как видел я Пановку и любовался её господским домом: он был длинен, просторен и чисто, хорошо отделан, с иголочки. В продолжении этого времени, владельцы его, вдаваясь в разные чрезмерные издержки, мало заботились о его поддержании; с другой стороны, в это время роскошь при убранстве комнат чрезвычайно увеличилась. Мне предстал он тут с своими обнаженными внутри стенами, в виде клонящегося к падению сарая, нищенски прибранного. Отовсюду в этом доме веяло разорением: казалось, что две хозяйки и Фортуна их готовы скоро рухнуться [35]. Это чувство умножало грусть мою при разлуке с матерью. Переночевав, отобедав и приняв материнское благословение, 6-го числа пустился я далее.

Я поехал шибко ночью и днем: чуть рассветало 7-го числа был уже я в Чембаре. Не вылезая из брички, с удовольствием посмотрел я на собор и на небольшие казенные и частные каменные строения вокруг него, и вспомнил деревушку, которая лет за двадцать занесена тут была снегом. Днем проехал я Кирсанов, а 8-го, рано утром, приехал в Тамбов. Я остановился в каком-то чистеньком домике и пролежал весь день: жары становились несносны, и я решился днем отдыхать и ехать только ночью. Для сокращения пути до Киева, намерен я был следовать особому маршруту, который г. Лубяновский имел обязательность мне дать перед отъездом моим из Пензы.

С большим удовольствием поехал я из Тамбова по совершенно гладкой дороге. Уездный город Козлов, хорошо обстроенный, чрез который я проехал ночью, спросонья показался мне губернским. Солнце начинало уже палить, когда 9-го приехал я в Липецк. Небольшой, чистый, хорошенький городок весь был занят чающими движения воды. За лощиной, в которой находится целебный ключ, в каком-то выселке, нашли мне приют на постоялом дворе. Мне показалось тесно, душно, и я поселился в темном чердаке. Там было несколько прохладнее, но жар на дворе был Африканский: я мало ел, за то чересчур много пил лимонаду, отчего в желудке моем произошла большая революция. Когда к вечеру она немного поутихла, пошел я взглянуть на заведение, коему подобного еще никогда не видал. Небольшой сад и длинная простая деревянная галерея служили украшением сборному месту. Так как уже смерклось, гуляющих почти никого не было; я встретил, однако ж, одного знакомого, младшего из Голицыных, князя Владимира Сергеевича, тогда кавалерийского полковника. Мы с ним побалагурили; кроме пустяков о чём же с ним было говорить? Я пошел к минеральному колодцу отведать его воды; её железистый вкус понравился мне, и я выпил три стакана, отчего совсем прошел мой недуг. Таким образом, в продолжение нескольких часов, я было захворал и исцелился в Липецке.

Давно уже известно, что Липецкая вода, подобно Пирмонтской и Нарзану, укрепляет только совершенно расслабленных, а в других болезнях бывает вредна. По неведению и не ознакомясь еще с заграничными путешествиями, многие посещали её источник. Теперь число их невелико, но привычка осталась видеть тут увеселительное летнее место. Из околодка все помещики с деревенскими запасами приезжают пожить дешевым и приятным образом; даже из обеих губерний, на границе коих стоит Липецк, кто на неделю, кто на две приезжает погулять в нём. Являются за барышами игроки, комедианты, а городок богатеет и украшается, и говорят, что и поныне цветет.