Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

Разве что умирают быки по-разному. Один повалился на колени, помотал сопливой и кровавой мордой и повалился. Другой никак не отреагировал на удар в холку, воткнули другую мулету, но и тут бык не повалился. Его заставляли быстро кружиться на одном месте, тут и у здорового голова закружится. Он умирал очень трудно и долго, но именно умирал, а не боролся за жизнь, и не придумал, как бы хоть напоследок наказать своих мучителей.

Зрители корриды изумили меня своим удивительном спокойствием. Шуму и криков меньше, чем на самом заштатном нашем футбольном матче. На корриду приходят семьями, даже с детьми.

Итог поединка боксёров предугадать невозможно. Коррида угнетает заданностью, предопределённостью, повторяемостью всех боёв: с арены быку хода нет, его отсюда рано или поздно, но непременно поволокут вперед ногами. Тот же Хемингуэй писал о последовательности действия, которое ведёт к «предначертанной развязке». Как же это может увлекать? Коррида — это скучно!

А может быть, я не прав? Ведь коррида существует многие века, а я видел только одну корриду. Может быть, мне просто не повезло? Надо бы извиниться на всякий случай за свои торопливые наблюдения. Перед зрителями. Перед тореро. Перед быками.

Акапулько — город контрастов. На одном его полюсе живут богатые люди, на другом — очень богатые — люди. Наш отель «Ритц» стоит практически на пляже. Я решил во что бы то ни стало слетать на парашюте, который Транспортирует катер. Билет стоит 200 песо [550] По курсу того времени примерно 8 долл. США. . Это было замечательно! Я представил себя птицей и понял, что птицей быть лучше, чем человеком! Рассказал, как это здорово, и после меня полетел Толя [551] Ладур Анатолий Михайлович — художник. , а за ним — Ролан [552] Р. А. Быков. .

После пляжей Акапулько обрывается в океан высокими крутыми скалами Кебрады, поэтому мальчишки тут роднятся с камнем и морем с младенчества. Специальный каньон, где работают прыгуны: ширина протоки внизу метров 6–7, глубина — 6 метров. В 1938 г. мальчишка Роберто первым среди прыгунов сиганул со скалы высотой 38 м. Он стал родоначальником новой профессии: прыгунов за деньги. Нынче монеток в море никто не бросает, всё организовано «о'кэй!», работает целый синдикат прыгунов, в котором 25 человек. Шестнадцать прыгают с 38-метровой площадки, остальные — ниже. В час дня один прыжок, вечером — три. При нас прыгал Франсиско, парень лет 18–20. Он долго топтался на площадке, поджидая автобусы с туристами и зевак на моторках. На скале крохотная часовенка Святой Мадонны Гваделупской. Молился. Думаю, больше для зрителей. Молитву прервал гонг, в который ударили в ресторане «Мирадор». 13 часов. Пора. Франсиско встал на самый край скалы, поднял вверх руки. Теперь он ждал отмашки мальчишки, который должен был подать сигнал, когда в фиорд идет волна прибоя, с таким расчётом, что к моменту входа прыгуна в воду, уровень воды повысится ещё метра на полтора. Увидел отмашку, сильно оттолкнулся, как отталкиваются, когда с места прыгают в длину.

В скалах Кебрады прыгает Франсиско. Высота 38 м.

Прыгнул очень красиво, вошёл в воду, как гвоздь. Потом я познакомился с ним. Гриша [553] Корецкий Григорий Исидорович — переводчик нашей группы. помог с переводом. Франсиско рассказывал: аттракцион очень опасный. За все годы погиб один прыгун, но бились многие. Один ослеп. Три года назад он прыгал ночью с факелами в руках и пришёл на скалу. Сломал обе руки, два года лечился. Прыгают по очереди. Получается один прыжок за 4 дня. К 35 годам прыгать кончают. К этому времени они становятся богатыми людьми: за прыжок хороший прыгун получает около 10 тыс. песо [554] Инженер на заводе получал тогда 40 тыс., рабочий — 25 тыс., полицейский — 6 тыс. в месяц. По курсу тех лет 10 тыс. песо равнялись примерно 400 долл. США. .

Куравлёв перед сном долго втирает в физиономию какие-то кремы, говорит:

— Завидую тебе, Славка! Вот ты можешь ничего себе не втирать, а я ведь мордой работаю…

Экскурсия на пароходе. Вокруг парохода много детей ныряют за монетками. Я устал и грустно мне. На обрывистых скалах — виллы. Тут жили Фрэнк Синатра, Онасис, говорят, тут и Светлана Аллилуева жила. Самая роскошная вилла — убывшего шаха Ирана.

Ночью лежали втроём на пляже, и Ролан рассказывал нам с Лёнькой, как он боролся с пьянством, как горд своей победой. Ролан раньше пил по-страшному, уже совсем работать не мог, но одумался вовремя и теперь в прочной «завязке». Более того, пользуется любым случаем для пропаганды трезвого образа жизни. Разговор был очень серьёзным и откровенным. Уговаривал нас тоже бросить. Мы вяло отнекивались.

Летим в Бразилию. Посадка в Панаме. Огромный аэропорт. Ролан и Лёнька купили себе электробритвы «Браун». Я ничего не купил, у меня осталось на всю поездку 67 долл.

Над дельтой Амазонки пролетали ночью, ничего не видели, кроме аэропорта города Манаус, который стоит в дельте. Ночь, духота, за окном у фонарей вьется какая-то огромная мошкара, после красной рыбы в самолёте пить хочется. Прилетел в Рио в 8 часов утра совсем разбитый, с твёрдым намерением лечь спать. Встречал нас представитель АПН и новый гид-переводчик Миша (из евреев, приехал 6 лет назад, очень воспитанный, студент-медик, который летом подрабатывает в турагенстве). Тут выяснилось, что наша программа изменилась и нам надо сразу лететь в Бразилиа. Пересели в другой самолёт…

В Бразилии нас встречает консул, ещё один человек из посольства и некто Витя, который работал в «КП» и даже помогал мне с покупкой «Волги» в 1975 г. Порядки тут очень строгие. Паспорта не только проверяют, но и перефотографируют. Полно полицейских чёрных и шоколадных. Вид города от аэропорта к центру удручающий: Черёмушки, только не 5-этажные, а 6-этажные. Дома разделены пустырями с пожухлой, замусоренной травой. В новой столице отличные автомобильные развязки, но совсем избавиться от светофоров не удалось. Мало витрин. Совсем мало пешеходов. Если бы попросили определить этот город одним словом, я бы назвал его прогонистым или ветреным. Он, по моему понятию, должен продуваться ветром насквозь. Но ветра нет. Поселили нас в «Отеле Наций»…

Сытнейший обед. Фейжоадо — целый горшок жареного и варёного мяса с маленькими чёрными бобами и ещё какими-то специями. После этого фейжоадо добрался до кровати и спал с 14 до 21…

Вечером Миша предложил нам сходить в кафе «голубых», где случаются маленькие шоу. К нашей тройке примкнул ещё Толя Ладур. Всё происходило на первом этаже длинного многоэтажного жилого дома (в Москве такие дома называют «китайской стеной»). Зал 100–120 квадратных метров. Посередине возвышение, «плешка», на которой танцуют, вспыхивают лампы с разноцветными светофильтрами, вертятся зеркальные шары, свет рябой. Сидели на длинных кожаных диванах за столиками. Я заказал джин с тоником, но принесли почему-то водку с лимонным соком. Танцы беспрерывно, никаких пауз нет. Основной контингент — парни лет 18–20, белые, коричневые, несколько чёрных. Нас предупредили, что за женщину тут легко принять мужчину и даже показали одну такую особу с длинными светлыми волосами и вроде бы даже с грудью, но, по уверениям Миши, это был парень. В полумраке существо это разглядеть было трудно, но для женщины лицо было действительно грубоватым. Однако, мне кажется, несколько доподлинных девчонок здесь всё-таки было. К нам решительно никакого интереса никто не проявлял. Мы были просто зеваками, которые заплатили по 400 крузейро [555] Около доллара в те годы. за это шоу.