Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

После того как мы со Львом окончили утреннюю работу, мы тоже отправились на скачки. Хемингуэй играл на скачках в Энгиене или в Отейле. Оба эти ипподрома живы и, судя по всему, изменились мало. Билет стоит 2 франка. Играли с Лёвой на бегах, хотя играть советским людям на заграничных бегах строжайше запрещено. Я думаю, запрещено потому, что боятся: «А вдруг он выиграет! И получит деньги! И он же сможет тогда их потратить на себя!» Я поначалу выиграл немного, но потом в итоге проиграл 80 франков. Лёвка тоже проиграл. Для тех, кто проигрывает на скачках, французы изобрели специальное название — «пелюзары». Очевидно, Хемингуэй, как и мы, был пелюзаром, он писал: «Для того чтобы скачки стали источником дохода, нужно было отдавать им всё время, а его у меня не было». И у нас с Лёвушкой не было!

Холодные, причудливо выгнутые чугунные скамейки во внутреннем дворе Лувра.

Сегодня день моего рождения. 43 года. Сказал Лёвке, что всё хочу купить сам, что не он мне, а я ему даю банкет. Кое-что я прихватил из Москвы: водка, грибы, сёмга. И водка, и грибы, и сёмга тут есть. Надо свыкнуться (сродниться!) с мыслью, что в Париже ВСЁ ЕСТЬ! Но я, например, накануне отлёта в Париж зашёл в гастроном «Правда» и попросил директора продать мне сёмгу не ломтями, а целую рыбу. Он сразу согласился, поскольку я покупал несъедобную голову. Сёмга была такая большая, что помещалась только по диагонали моего чемодана. Лёвкины французские друзья никогда не видели такой дорогой рыбы целиком, в лучшем случае — ломтик толщиной с бумагу, сквозь который сочится розовый свет. Они были ошеломлены и подавлены.

Наслаждался самостоятельной закупкой экзотической для советского человека жратвы. Неверняка я купил и говно, но как звучит! Pate du chef pur pore (печёночный паштет), moules marinees au vin blanc etau viaigre (морские улитки в белом вине и уксусе. Из Дании!!), crespo (маринованные корнишоны), royal briand (маленькие маринованные луковички), demi coulon mier, boursin, le chabicou du poitou pur chevre (непереводимые на русский язык сорта французского сыра). Горчица четырёх сортов. Пять сортов колбас, кубанская водка (французы балдели от этикетки с казаком в бурке), виски, пять бутылок французского вина.

Вечер удался на славу! Один французский гость долго и безутешно блевал в туалете.

2.6.75

Учимся потихоньку торговать. Итальянцы на салоне купили у нас 800 т титанового проката, французская фирма «Крезё» ещё 2 тыс. т. Подписали какие-то бумаги по сотрудничеству в порошковой металлургии титановых и никелевых сплавов. Космонавты Губарев и Гречко обнимали начальника металлургического главка МАПа Фёдора Ивановича Квасова и кричали: «Если бы не вы, на чём бы мы летали?!!»

Раннее утро в скверике у греческой церквушки на Sant julien le pauvre. Слышны перезвоны Notre Dame: раскаты, рулады, замечательно сконструированные перебивки. Рядом со мной — железная клетка величиной с телефонную будку, куда по приказу короля сажали сварливых жен, и весь город мог в них плевать и тыкать палками. Клетку эту мне показал Кирилл [243] К. П. Новосёлов (Небург). ещё в 1964 г. В монастыре Cluny рядом с развалинами древнеримских бань императора Каракаллы (и вновь повторю: каждый уважающий себя европейский город обязан иметь развалины древнеримских бань!) есть небольшой музейчик скульптуры. Вот там другая клетка, пострашнее. Называется «пыточная дама». Тебя в неё сажают и начинают вонзать в тебя штыки. Кирилл знает Париж так, как не знает его ни один гид: он знает его маленькие забытые тайны.

Кирилл водил меня в Notre Dame и снова рассказывал его маленькие тайны, которые, возможно, не знают гиды. Правая дверь в собор называется «дверью магии». На ней изображён святой, убивающий дракона. Центральную дверь с железной отделкой дьявол уговорил сделать мастера кузнеца Бикорнета. Кузнец сделал. Дьявол вошёл в эти двери, а там — крест! Дьяволу стало некомфортно! Левая дверь посвящена астрологии. Сбоку изображены знаки зодиака. Слева скульптура святого Дионисия, который держит в руках собственную отрубленную голову. Он вот так пешком принёс собственную голову с Сен-Дени (километров 20 от центра Парижа, район «красного пояса») и упал в обморок. На том месте и поставили собор Сен-Дени — усыпальницу французских королей. Там похоронена и наша Анна Ярославна — дочь Ярослава Мудрого, королева Франции после того, как вышла замуж за Генриха I Капетинга. После смерти короля она обвенчалась с графом де Крепи, пережила второго мужа и вернулась ко двору своего сына — французского короля Филиппа. Филипп вёл беспутную жизнь, развелся с женой, блядовал, огорчал мать. Они рассорились, и Анна уехала в замок Сабли под Парижем, где и умерла. Но похоронили её в соборе Сен-Дени с королевскими почестями.

Нижние барельефы фронтона Notre Dame рассказывают о попытках изготовления философского камня и поисков секрета вечной молодости.

…Сотни людей вокруг меня беспрерывно фотографируют Notre Dame. Я подумал, что если бы человеческий глаз излучал нечто материальное, то собор давно бы источился и рассыпался в песок.

6. Улица Одеон. 12, библиотека и книжная лавка Сильвии Бич, у которой Хемингуэй брал читать книги. Он писал: «С тех пор, как я обнаружил библиотеку Сильвии Бич, я прочитал всего Тургенева, все вещи Гоголя, переведённые на английский, Толстого в переводе Констанс Гарнетт и английские издания Чехова».

Никаких следов Сильвии Бич мы, в отличие от Хемингуэя, не обнаружили. Однако Кирилл, который помнил Париж времён оккупации, сам был в Сопротивлении, рассказал, что книжная лавка Сильвии Бич была явочной квартирой патриотов. Немцы разузнали об этом и наметили облаву. Друзья вывезли Сильвию и все её книги за одну ночь. Знал ли сам Хемингуэй продолжение истории его любимой библиотеки?

Ponachee — пиво с лимонадом. Рецепт вроде бы дикий, но вкусно!

Последний день в Париже. Он мне всегда давался тяжело. Заранее начинаешь впадать в жестокую тоску…

7. Кафе «Золотой шар» на площади Сен-Мишель — кафе, где работал Хемингуэй. Он писал: «…пройдя мимо Клюни и бульвара Сен-Жермен, добрался до известного мне славного кафе на площади Сен-Мишель».

Днём бродили с Кириллом по площади Сен-Мишель, выпили аперитив в кафе «Золотой шар». Запутались с гарсоном. Если сказать ему «бир», он принесет аперитив, а если он услышит «бьер», принесёт пива. Кирилл с ним разбирался… Трудно сказать, что изменилось в «Золотом шаре». Кафе могут перестраивать, даже переносить по другому адресу, но менять название французы никогда не будут. Хемингуэй работал в этом кафе. Пожалуй, тогда, когда он здесь сидел, не было этих табличек, развешанных на всех местах: «Посетителей просят возобновлять заказы каждый час». Даже и не знаю, мог ли это делать Хемингуэй…