Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Я привел к Робе [348] Р. И. Рождественский. Вадима Волкова. У Робы были Аля Пахмутова [349] Пахмутова Александра Николаевна — композитор, народная артистка СССР, Герой Социалистического Труда. с Колей [350] Добронравов Николай Николаевич — поэт, муж А. Н. Пахмутовой. . Очень мило посидели. Хотя мы и выпивали, машину вёл бесстрашно, потому что вёз Волкова, которого мог напустить на любого ГАИшника.

У Лёвы Збарского, художника, приятеля Игоря Кваши, мастерская на улице Воровского на чердаке соседствует с мастерской художника Юры Красного. Сидели у Кваши, и Лёва рассказывал, что Красный, когда напьётся пьяный, кричит Лёвке:

— У…у, жидовская морда! Это твой папашка из нашего Ленина чучелу сделал!

Отец Лёвы, академик АМН, Герой Социалистического Труда Борис Ильич Збарский (1885–1954) принимал участие в бальзамировании тела В. И. Ленина.

Написал о Курчатове. Нет, я люблю работать. Даже не сам процесс работы люблю, а своё настроение после её окончания, ощущение, что день прожит не зря.

Сегодня хоронят Ворошилова.

6.12.69

Выполнил своё обещание: организовал у меня дома встречу Аркадия Стругацкого и Жоры Гречко. Жора засыпал Аркадия вопросами. У меня сложилось впечатление, что Гречко знает творчество Стругацких гораздо лучше самого Стругацкого. Я исполнял роль обезьяны, которая прыгает по книжным полкам и бросает им вниз книги братьев (вместо кокосовых орехов), которые они ежеминутно от меня требуют для всевозможных сверок-проверок.

В Доме актёра — вечер молодых талантов. Я представлял Юру Роста.

Сегодня уезжаю в отпуск в Дом творчества в Малеевку. Малеевка нужна мне очень для работы над «Королёвым». Но ещё она нужна для какого-то глупого внутреннего самоутверждения: вот де тут писатели живут и работают, и я тут. Глупо, конечно, но это правда…

12.12.69

В Доме творчества живет Серёжа — пасынок Михаила Афанасьевича Булгакова с огромным сенбернаром по кличке Булат (кажется, это самая большая собака, какую я видел). Он рассказывал, что Булгаков понимал, что он умирает, не окончив «Театрального романа», но он не вернулся к нему, а вновь, уже слепой, на слух редактировал «Мастера и Маргариту».

Капа [351] К. В. Кожевникова. позвонила в Малеевку и рассказала Осе [352] Герасимов Иосиф Абрамович (1922–1991) — писатель. по телефону, что Чикин в крайнем раздражении отметил моё отсутствие на совещании собкоров, которые съехались со всей страны. Но я же в отпуске!

— Да отстаньте вы от него, — сказал Вася Песков. — Дайте ему закончить книгу. Он закончит и заработает на полную катушку…

Вчера ночью по «Голосу Америки» читали куски из романа Солженицына «В круге первом», где он пишет о Сталине. Я думаю, что у Александра Исаевича получился фельетон. Он настолько ненавидит Сталина, что писать о нем не может, срывается на совершенно газетный, фельетонный тон.

Юрий Казаков [353] Казаков Юрий Павлович (1927–1982) — писатель. в писательском мире широко известен, как человек жадноватый. Садовников [354] Садовников Георгий Михайлович — писатель. рассказывал мне, как много лет назад, когда они жили с Казаковым в одном доме, Юра прибегал к нему и спрашивал:

— У тебя пожрать нечего?

— Да вот, есть две котлеты…

— Ну и прекрасно! Сейчас сбегаю домой, у меня там четвертинка, выпью и прибегу к тебе закусывать…

В Малеевке он живёт довольно уединённо, не сторонясь других, но и не занимаясь поисками праздных контактов. Работает, видно, много, пишет книгу рассказов о Севере. Но стоит в какой-нибудь комнате появиться бутылке, он чует возможность выпивки моментально и сразу оказывается тут как тут. С улыбкой, одновременно и несколько брезгливой, и в то же время виноватой, он осведомляется:

— Ребята, выпить есть?

По тону проходившей до этого беседы, по расстановке присутствующих в комнате, наконец, по бутылке на столе он отлично видит, что да, есть. Данный прием, не утруждая себя вариациями, Юра использует практически ежедневно…

Иосиф Абрамович Герасимов и Юрий Павлович Казаков

Вечером я только что разделся и лёг в постель с романом Кочетова в руках, как прибежал возбуждённый Ося. Он нынче хорошо поработал, поговорил с Москвой по телефону и, зная, что у меня за окном висит на бинте замороженная бутылка водки, примчался с предложением осушить её. Я согласился с явной неохотой, но водку эту мы покупали вдвоём, так что отказываться было неудобно. Ося помчался в столовую за сухариками, а я оделся и выудил через форточку бутылку. Разлили, но не выпили ещё! Как раз в это время за дверью послышалось лёгкое шуршание. Я понял, что это нос Казакова отыскивает в двери щель, откуда исходит желанный запах. Наконец, дверь отворилась, и появился Юра. Глядя мимо нас на бутылку, он сказал виноватым голосом, по обыкновению заикаясь:

— Б… был в Рузе, п… пива нет… Ж… жена моя д… думала, вы шутите насч… чёт пива, а я говорю: р… ребятам хорошо бы ч… чего-н… нибудь покрепче…

— Ну, а покрепче чего-нибудь купил? — спросил я.

— Н… не дала…

Ося пригласил его сесть, и, уже опускаясь на диван, Юра сказал:

— Мне сразу н… налейте мои 150 грамм и в… всё…

Я налил ему 150, выпили, похрустели сухариками, завязался разговор. Самыми интересными из рассказов Юры были рассказы о Евтушенко и Паустовском.

Казаков и трезвый говорит, как пьяный, разговор даётся ему трудно, слова выдавливаются из него, как паста из тюбика, срываются с губ и тяжело падают ему на живот. Передать причудливый строй и прерывистую фонетику его рассказа очень трудно, а обыгрывать заикание — глупо. Тут интересны факты и оценки.

— Женька — замечательный человек! Если вы с ним вдвоём, ну, где-нибудь в лесу, или если вокруг люди, которые его не знают и для которых он не интересен, какие-нибудь лесорубы, сплавщики, рыбаки, он — самый лучший товарищ! Предупредительный, внимательный, и воды принесёт, и сготовит, разбудит тебя: «Самовар готов…» Всегда не ты о нём будешь заботиться, а он о тебе. Но если вокруг «читатели», шепоток шуршит, оглядываются со вниманием — он невозможен совершенно!

Пришли мы в Архангельск. Он в рюкзак — нырь! Достает американское барахлишко, пачку «Кента» и — в ресторан! Сидит, глазами зыркает влево-вправо, и тут уже — есть ты, нет тебя — ему всё равно, он ничего не замечает…

И в другой раз поехали мы как-то на Север, решили добраться до Белого моря, но он всё откладывает, откладывает. Я не выдержал, купил билет на вечер и днём поехал к нему прощаться. Он достаёт джин, виски, ну, всё, как у Кочетова в романе, выпили мы с ним, он говорит — поеду! Послал жену на вокзал за билетами. Он должен был начитывать для радио отрывки из поэмы «Братская ГЭС», а я ему говорю: «Приедем в Архангельск, начитаешь, а плёнку они в Москву перешлют…» Он обрадовался. Ну, приехали мы, он договорился на радио о часе записи. Местные поэты про это дело пронюхали, все слетелись. Пришли мы с Женькой, студия маленькая, мне за стеклом всё видно. Он повесил пиджак на стул, сел, ну, совсем другой человек! По углам здоровенные такие динамики стоят. Он как начал читать! Мать честная! Я никогда не слышал до этого, как он читает. Он мне читал одному, с глазу на глаз. А тут… И пошёл, и пошёл… «Вот это да!» — думаю…