Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Решили сходить на стриптиз. Шантан этот назывался «Фоли Пигаль», билет всего 5 франков. Поход этот влетел нам в 120 франков: когда ты уже сел и представление началось, любой заказ втридорога! Всё «как заказывали»: парень раздевает (или она сама раздевается) в постели, у окна, на медвежьей шкуре, он и она, их двое — она одна, он один, а их двое… Смотреть это можно один раз в жизни. Может, у меня со здоровьем нелады, но, клянусь, кроме скуки я ничего не испытывал.

Ещё одна из достопримечательностей — «Чрево Парижа» — оптовый ночной рынок, описанный в романе Золя. На рынке есть кафе «для своих», у Льва там были знакомые, туда мы и пошли часа в три ночи. Заказали знаменитый луковый суп. Сверху — корочка сыра, а под ней — как-то хитро приготовленная луковая похлебка. Музыка, танцы. Пьяненькая проститутка все подмигивала мне, я ей шепнул, как мне показалось, на чистом итальянском языке: «impotento», после чего она переключилась на мясника, который танцевал, не снимая кровавого фартука. Уже немолодая немка-официантка обслуживала русских нервно, зло, так что Лёвушка (сама доброта!) что-то резко вмазал ей по-французски. Ушли с рассветом.

На Монмартре десятка три художников рисуют туристов. Халтурщики, конечно, но руку набили. Вокруг — ресторанчики с ярко выраженной индивидуальностью. В одном — скука, тишина, но отличная кухня. В другом студенты поют под гитару и вчерашние закуски. В третьем назначают свидания. В четвертый ходят одни американцы, потому что там фотоэлемент распахивает двери, а они к этому привыкли. Без знающего человека тут пропадешь…

Большой фонтан в саду Тюильри. Дети пускают в нём игрушечные лодочки и яхты. У богатых детей яхты богатые, у бедных — бедные. Игрушки рассказывают мне о них больше, чем платьица и штанишки.

Мне повезло: как раз сегодня Notre-Dame de Paris отмечает своё 800-летие. Первая толпа, которую я вижу в Париже. Петушиные крики полицейских: «Ne poussez pas!» («Не напирайте!»). Восклицание, привычное для русского уха, хотя по-французски звучит диковато. А народу действительно очень много: туристы, монахи, негры, снобы — представлены все!

Исполнялась хоральная симфония Дариуса Мило на слова энциклики папы Иоанна XXIII «Pacem in Terris» («Мир на Земле»). До симфонии пел орган. Это было здорово! А симфония, равно как и хор с его солистами, оставили меня совершенно холодным и, по моим наблюдениям, не меня одного.

30.5.64

Меня не перестают удивлять французские влюблённые! Обнимутся и сидят, ушами друг друга по щекам водят, а то и вовсе застывают в каком-то оцепенении и сидят так часами. Русский человек так не может. Может быть потому, что исторически ему приходилось осваивать незнакомые территории. А может быть потому, что в России холодно, и двигаться просто необходимо.

Познакомился с очаровательным чудаком: граф E.de Rohan-Chabot, председатель синдиката защиты розового вина города Арк в департаменте Вар. От кого надо защищать розовое вино, мы так и не выяснили. Просил звонить (телефон в Арке: 101) и непременно заезжать. И опять то же чувство стыда, которое я испытал в первый день с Луи Лурмэ…

Сидим с Кириллом в эльзасском кафе «Красный мост». Самого моста давно нет, рухнул, на его месте стоит мост железный — единственный, который соединяет остров Сите с островом Сан-Луи. Замечательное вино траминер и сыр мюнстер, который надо вываливать в тмине, обсыпая его тмином из больших деревянных «перечниц». Чертовски вкусно!

Вдруг вваливается сильно подвыпившая компания немцев с пьяными девками. Заказывают пиво (никто, кроме них, тут пиво не пьёт), сажают девок на колени и, размахивая пивными кружками, начинают во весь голос горланить песни на немецком языке.

Во Франции немцев не любят (как, впрочем, и американцев), а тут ещё немцы ввалились, очевидно, по недомыслию, именно в эльзасский ресторан. Эльзас и Лотарингия всегда были причиной споров и раздоров между Германией и Францией. Но немцы-то не знают, что здесь сидят эльзасцы, на кафе-то ничего не написано… Вдруг Кирилл спрашивает:

— У тебя деньги есть?

Вопрос для меня был, признаюсь, довольно неожиданный, поскольку за всю эту мелочевку в кафе всегда платил Кирилл. Я отвечаю, что, конечно, есть и протягиваю ему горсть бумажек.

— Нет, не это. Мелочь у тебя есть?.. Вот, я беру 10 сантимов, потому что оружие покупается, оружие нельзя дарить, — и с этими словами протягивает мне замечательный нож, у которого при нажатии кнопки вылетает лезвие. — Так, теперь я от ножа отделался. Ты вставай тихо, выходи из кафе, перейди через мост и жди меня в садике позади Нотр-Дам. Тебе тут с твоим «серпастым-молоткастым» делать нечего, потому что грядёт большая потасовка. Похоже, немцев будут бить, и я их тоже бить буду: они моему другу по Сопротивлению гвоздь в голову загнали…

Мне очень не хотелось уходить, любопытно было поглядеть, как происходит мордобой в Париже, но Кирилл настоял. Минут через 10 он появился в садике:

— Всё обошлось, — сказал он, — драки не было. Хозяин подошел к немцам и очень вежливо попросил их выбрать какое-нибудь другое место для отдыха, потому что это эльзасское кафе и, хотя они ни в чем не виноваты, хотя они — в высшей степени приятные люди, но их всё равно могут отлупить в память о первой мировой войне…

Нож, вызывая зависть всех друзей, жил со мной в Москве очень долго.

Луи де Бройль.

Решили с Лёвкой взять интервью у де Бройля [126] Луи де Бройль (1892–1987) — физик-теоретик, один из создателей квантовой механики, лауреат Нобелевской премии, член Французской академии. . Лёвка позвонил ему по телефону. Подошла какая-то женщина с тонким голоском. Лёва просит: «Позовите, пожалуйста, месье де Бройля». В ответ: «Это — я…» Посыпались глупые лёвкины извинения…

Кабинет де Бройля в здании Политехнической академии на одной из набережных Сены. Сухонький старичок с детскими глазами, добрыми и кроткими, в которых ещё можно было заметить былую живость. Желтые крупные зубы. Кадык за старомодным, торчащим вверх воротничком. Синий галстук с перламутровой булавкой. Старичок не просто знаменитейший физик, но и потомок некой ветви французских королей. Даниил Данин написал о нём: «Впервые за девять столетий Бурбоны родили короля!».

Тяжёлая мебель в красной коже. Полумрак. Большая настольная лампа под жёлтым абажуром.

Де Бройль отвечал на наши вопросы охотно, заинтересованно даже, но видно было, что давать интервью он совершенно не умеет, что никто из местных журналистов и не помнит, жив ли он. Его ответы были просты и односложны, хотя, видит Бог, я давал ему все возможности поговорить подробнее.