Евгений Шумигорский - Император Павел I. Жизнь и царствование

Павел Петрович, как мальчик, не понимал еще в это время политического своего значения, которым главным образом должны были впоследствии определиться отношения его в матери; зато за него думали и действовали все враги Екатерины, сплотившиеся по восшествии ее на престол; в особенности думал воспользоваться именем единственного законного наследника престола, для личных и государственных своих целей, его воспитатель, немец по воспитанию, русский по имени, Никита Иванович Панин, на долгое время сделавшийся руководителем царственного мальчика. Обстоятельства, казалось, вполне оправдывали планы Панина. После кончины Петра В., вследствие отсутствия закона о престолонаследии, русский трон сделался игрушкой партий, из которых преобладающее значение получила в конце концов партия высшего военного и придворного дворянства, стремившаяся к выделению дворянства из ряда сословий, обреченных на службу государству, и развитию его привилегий в ущерб др. сословиям. Не имея сил прямо бороться с идеей самодержавия, в котором народная масса инстинктивно чувствовала единственное ограждение национальных своих интересов, представители этой партии пользовались слабостью ее носителей, возводимых ими на престол, чтобы на практике осуществлять свои цели, и добились наконец того, что Петр III освободил дворянство от обязательной службы государству, оставив за ним однако все его привилегии, сопряженные с этой службой. Панин, долгое время бывший посланником в Швеции, желал, прежде всего, дать дворянству политическое значение в государственной жизни России. Пользуясь своим положением и не успев помешать восшествию Екатерины на престол, Панин, совместно с известным политическим интриганом этого смутного времени, Тепловым, составил тогда же проект об учреждении Императорского Совета, в сокровенных целях ограничения власти Екатерины по шведским, олигархическим образцам, — в надежде, что императрица, чувствовавшая себя еще слабой на троне вынуждена будет пойти на уступки. Действительно, как ни оскорбительно было для императрицы самое содержание этого проекта, потому что мотивом его составления выставлялась необходимость ослабить влияние фаворитов, под которыми подразумевались Орловы, — но проект был рассмотрен императрицей, даже подписан ею в конце 1762 г., хотя и не был никогда обнародован; такое же отношение встретили в ней и занятия вновь учрежденных комиссий о расширении прав дворянства в виде развития указа Петра III. Это были немногие одна из тех «тысячи странностей», которые должна была допустить новая государыня, возведенная на престоле гвардией и высшим дворянством: «иначе, прибавляла она, не знаю, что может случиться». Самою важною из этих «странностей» Екатерины явилась ее решимость оставить своего сына и наследника на руках у Панина, вызывавшаяся для нее естественным чувством самосохранения. Фаворитизм Григория Орлова и рождение Бобринского давали повод врагам Екатерины говорить о полуопальном положении цесаревича, об опасности, угрожающей его жизни от Орловых, о его законных нравах на престол. В первое десятилетие царствования Екатерины заговор Гурьевых, дела Ласунского с товарищами, Арсения Мацеевича, Опочинина, Оловянкина, — выдвигали последовательно имя Павла, как соперника матери во власти, и наряду с ним всегда являлось имя Панина, как сберегателя жизни и интересов единственного отпрыска Петра В. Особенный авторитет в этом смысле в глазах общества приобрел Никита Панин с 1763 г., когда он, поддерживаемый сильной партией, решительно восстал против проекта брака Екатерины с Григорием Орловым и имел по этому поводу объяснение с императрицей. Дело Мировича и убийство Иоанна Антоновича также принесло Панину долю пользы: враги Екатерины распускали слух, что убийство это совершено по ее приказанию; в изданной по этому поводу в Лондоне брошюре, обратившей на себя внимание императрицы, было прямо высказано предположение, что цесаревич Павел Петрович также сделается жертвой властолюбивой матери. Все эти обстоятельства в полной мере объясняют нам тот невидимому странный факт, что Екатерина должна была держать себя в стороне при воспитании сына и предоставить это дело Панину. «Мне не было воли сначала (при Елисавете), — сказала она однажды Храповицкому, — а после, по политическим причинам не брала его от Панина: все думали, что ежели не у Панина, так он пропал». Екатерина знала дарования Панина, но, узнав его впоследствии поближе, не ценила как человека. «Г. Панин, — говорит она в одной из своих заметок, — обладая многими дарованиями, имеет однако малодушное и слабое сердце (le coeur lâche, effeminè). Он способен предаться всякому, кто льстит ему и ухаживает за ним, и слабость его к окружающим доходит до того, что они большею частью руководят им; между тем, они — люди презренные (détestables)». Впрочем, в первое время своего царствования Екатерина была лучшего мнения о Панине, хотя и сделала попытку ослабить его влияние на сына, с одной стороны возложив на него в начале 1763 г. управление иностранной коллегией, с другой — пригласив для занятия должности воспитателя при Павле француза — д’Аламбера, сочинения которого вызвали в нему у Екатерины чувство уважения. Попытка эта не удалась, вследствие отказа д’Аламбера, и Панин, укрепившись в своем положении при Павле, в глазах всех сделался как бы его опекуном впредь до его совершеннолетия. С тех пор Екатерина была, по ее выражению, «в превеликом амбара (затруднении) всякий раз, когда дело шло о Павле и ее мнения могли не совпадать с мнениями Панина, и, разумеется, это «амбара» матери не могло не отражаться в видимой холодности ее отношений в сыну: оно постоянно останавливало ее в выражении естественных ее чувств и мыслей. Трагизм истории Павла Петровича, в его отношениях в матери, и коренится в той исторической необходимости, по которой мать его, сделавшись самодержавной государыней, именно поэтому и должна была с самого начала держать себя в стороне от него и передать его воспитание в чужие, заведомо враждебные ей руки.

Что же за человек был Панин и как воспитал он молодого великого князя?

Как многие из замечательных русских деятелей XVIII в., Никита Иванович Панин имеет и панегиристов, и порицателей, ибо каждый из них искал в нем лишь то, что хотел. На самом же деле, личность его не поддается еще всестороннему освещёнию, так как даже фактическая сторона его биографии не выяснена еще во многих существенных чертах. Проведя детство среди прибалтийских немцев, в Пернове, и усвоив себе немецкие привычки и симпатий, Папин, по распущенности в жизни, напоминал собою французских петиметров; слывя за добродетельного и доброго человека, он, как политический деятель, не чуждался самых темных происков и интриг и часто сам являлся орудием лукавых царедворцев; леность Панина, происходившая, по объяснению некоторых, «от полнокровного сложения известна была всем современникам, а между тем, независимо от должности обер-гофмейстера при великом князе, Панин, одновременно с этим, был при «тайных делах» и долгое время управлял коллегией иностранных дел, где при Екатерине нельзя было дремать на кресле. Уступчивый и в высшей степени гибкий в сношениях с иностранцами, Панин сумел двадцать лет держаться у кормила правления при государыне, сына которой он, заведомо для нее, воспитывал в нежелательном для нее направлении; мало того, он был единственным из ее подданных, который встал по отношению к ней в независимое положение, как негласный опекун ее сына. В довершение всего, на долю Никиты Ивановича Панина выпала странная судьба: не успев сам сделаться фаворитом при Елисавете, Панин главною целью своей деятельности при Екатерине поставил борьбу против фаворитов, для вящего успеха явившись покровителем одного из них, Васильчикова; всегда враждебно действуя против Петра III, когда он был еще великим князем, и приняв затем участие в низвержении его с престола, Панин сына его, Павла Петровича, воспитал в благоговейном почитании его памяти, тем самым поселяя в цесаревиче холодное отношение к матери и осуждая свое собственное поведение. В одном нельзя было не видеть превосходства Никиты Ивановича пред многими другими екатерининскими вельможами: в широком, разностороннем образовании и, если можно так выразиться, в денежной честности.